Дочь Некроманта
Шрифт:
И сейчас их ряды шагали по дороге, угрюмо пылили разномастные башмаки, сапоги, лапти, волочились обрывки совершенно невероятных тряпок, собранные поури, наверное, со всего света, — под стать такому же разномастному оружию. Казалось, ни жара, ни пыль им ничуть не мешают — тонкие рты растянуты, тонкие зубы оскалены; смотрели они отнюдь не под ноги, чего можно было б ожидать от утомленных долгим переходом воинов. Маленькие глазки горели торжеством — поури ждали боя, они рвались в бой, и ничто на свете уже не могло их остановить, кроме одной лишь смерти.
Дружинники могли бы попытаться дорого
И старший из воинов, сморщившись, словно от боли, махнул рукой своему напарнику, что с окаменевшим лицом уже взялся за лук, — уходим.
Карлики, если и заметили уходивших балкой конных, внимания на них не обратили.
Когда двое вершников галопом пронеслись через Мост, в деревне поднялась настоящая паника.
Какая-то светлая голова додумалась погнать пару подростков в Тупик, подать весть и тамошним; помимо всего прочего, зимний разгром гоблинов поднял их в глазах обитателей Моста на небывалую высоту. Кто знает, может, они и с поури так же сумеют управиться?..
Женщина, приезжавшая в Тупик вместе с волшебником Драгомиром, как раз покупала какую-то мелочь в деревенской лавчонке. Заслышав крики: «Поури! Поури!», с которыми неслись по улице двое мальчишек из Моста, она не завопила, не изменилась в лице, даже не побледнела — только слегка дернулся уголок рта. Сунув деньги остолбеневшему лавочнику, она твердой походкой вышла на улицу — и едва ли не бегом бросилась к ведущей в лес дороге.
Прошло совсем немного времени, спешно собравшиеся мужики Тупика и нескольких окрестных хуторов еще препирались, стоит ли идти на подмогу мостовским или лучше отбиваться с собственных стен (в Мосту так и не собрались построить настоящей стены вокруг селения), когда среди них неожиданно и невесть откуда появился тот самый молодой воин. Вновь, как и в тот памятный зимний день, он облачился в полное вооружение и на плече держал странное оружие — нечто вроде пары мечей, смотрящих в разные стороны и соединенных рукоятью в четыре полных кулака. Впрочем, не пренебрег он и обычными клинками.
Второй раз обитатели Тупика услышали его голос — второй раз за все два года его жизни в этих краях.
— Ну, чего вылупились? — он крутанул свое странное оружие над головой, и сталь загудела, рассеивая воздух. Никто из собравшихся не смог различить движения — только стремительный взблеск и шипение. — Думаете, за спиной Звияра и мостовских отсидитесь? Ничего подобного. Поури одной деревней не удовольствуются. Выжгут всю округу. И пока последнего из них не прибьем, бой не кончится. Так что встали все и пошли!
Как ни странно, простые эти слова подействовали. Мужики перестали горланить, препираться и как-то на удивление быстро все решили: кому уходить с бабами и ребятишками в лес, кому прикрывать их отход, кому оставаться в деревне и тому подобное. А потом, провожаемые рыдающими женами, мужики Тупика дружно затопали по ведущей к Мосту дороге — делить с соседями негаданную
Сотник Звияр прочно сидел в седле, уперев левую руку в бок, всем видом своим являя монумент Уверенности и Непреклонности, хотя на самом деле на душе у сотника кошки не то что скребли, а, пожалуй, дружно пилили в целую тысячу лап. Немногие из его сотни имели дело с поури, и эти немногие сейчас или мрачно молчали, или исступленно молились, или отчаянно ругались. Остальные дружинники смотрели на них с некоторым недоумением — хотя страшные истории о карликах слышали все, верили в них мало — до первой собственной с ними встречи, которая зачастую оказывалась и последней.
Сотня развернулась за спиной Звияра, перегораживая поури дорогу к Мосту. Далеко протянувшийся степной язык касался здесь круга полей, словно громадный зеленый зверь и впрямь лизал лакомый кусок. Протолкнувшись через лесные узкости, травяное море широко разливалось окрест, на западе доходя до Говоруньи, а на востоке упираясь в уже непроходимые чащобы предгорий. Конечно, лучше всего было б встретить врага подальше от деревни, на степной дороге, — но весть пришла слишком поздно. Набегов поури эти края еще ни разу не видели, последнее время с воинственными карликами держался какой-никакой, но мир — чего же, спрашивается, сотнику Звияру бояться набега с юго-восточной стороны?..
Все всадники взяли луки и по три полных колчана стрел. Сегодня не до молодецких сшибок, не до копейных забав, предстоит тяжелая работа — не подпуская поури слишком близко, выбивать и выбивать стрелами их ряды, не допустить до Моста, при этом не теряя своих, — поури раз в двадцать-тридцать больше, они просто сомнут и затопчут сотню, только дай им дорваться до рукопашной.
Сейчас княжеская дружина просто стояла, растянувшись длинной и редкой цепью. Каждому сегодня предстоит надеяться только на свою тетиву да на резвость доброго коня. Если конь плох, устанет, выдохнется — считай себя покойником. Поури стащат с седла и разорвут на кусочки.
— Идут, сударь сотник, — негромко сказали позади него. — Мужики подходят. Кажись, из Тупика. И еще кто-то с ними.
Звияр обернулся. Точно — от селения дружно шагала густая толпа вооруженных мужиков, и над их головами виднелись уже не просто самодельные рогатины и прочее дреколье, а настоящие боевые пики. Сотник вспомнил — по весне, после зимнего набега гоблинов, многие меняли добычу белотропа на доброе железо, вместо бабьих обновок или иного, полезного в дому.
Не зря, как оказалось, тратились.
Сотник решил было нахмурить брови, но, увидав во главе мужичьего ополчения того самого воина в доспехах (и внезапно, впервые за два года вспомнив, как рубил этот воин огров и абраков), тотчас же передумал.
— Отводи своих, сотник, — не тратя времени на приветствия, походя бросил ему воин. — Поури прут, как весенний паводок, стрелами ты их не остановишь.
— А чем же тогда? — неожиданно вырвалось у Звияра. Голос бравого сотника звучал, скажем прямо, более чем жалко.
— Отходи за заставу, — приказал воин. — Собери сотню в кулак, дождись, когда поури все втянутся в бой и покажут вам спину. Тогда ударишь. Все понял? Когда покажут спину, не раньше!