Дочь оружейника
Шрифт:
– Ура! – заревела толпа бандитов, и приказание начальника было тотчас исполнено: груды соломы запылали со всех сторон, обхватив замок и огонь поднимался все выше и выше. Внутри раздались крики ужаса: кроме работников, в замке скрылись их семейства… Женщины и дети просили пощады, но разбойники отвечали им хохотом и усиливали огонь. В замке не было воды, и служители Шафлера должны были погибнуть страшной смертью. Победители, между тем, чтобы не вернуться домой без добычи, собрали хлеб и припасы, найденные в фермах, и подожгли остальные здания и пристройки, так что все владение Шафлера, еще поутру мирное и цветущее, превратилось в огромный
XV. Купцы
Письма Перолио произвели ожидаемое им действие. Когда Шафлер явился во дворец епископа, викарий принял его очень ласково, сказал, что монсиньор не здоров и не может его видеть, и объявил, что просьбу его нельзя исполнить по политическим причинам. Граф удалился рассерженным.
Через несколько дней ван Шафлера позвали к епископу, и на этот раз монсиньор Давид принял его сам, и так ласково, что можно было тотчас догадаться, что граф ему нужен.
Хитрый прелат успел найти себе приверженцев в Утрехте, где были не совсем довольны монфортским бурграфом, который обещал (также, как епископ) покровительство Максимилиана, окончание войны прежде зимы, уменьшение налогов; но о Максимилиане не было никаких слухов, налоги сделались тяжелее, и в городе был большой недостаток во всем, потому что неприятель прервал все сообщения его с другими голландскими городами.
При таком положении дел дали знать Давиду, что партия его хочет действовать в его пользу, но желает прежде, чтобы он объяснил свои условия. Епископ был озабочен. Он не хотел давать письменного документа, не зная имен и числа своих приверженцев, и потому надобно было, чтобы человек значительный, умеющий внушить доверие, прошел тайно в Утрехт и переговорил с начальниками партии. Давид вспомнил о графе Шафлере.
Однако при первых же словах епископа граф, не расположенный исполнять прихоти своего начальника, возразил, что подобное поручение не соответствует его званию и что он обязан служить своим мечом, а не хитростью. Тогда Давид обещал возвратить свободу Вальтеру, и молодой человек должен был согласиться на это условие. Он решил спасти отца Марии, даже рискуя собственной жизнью, потому что поручение было опасно.
Сопровождаемые Франком и Генрихом и переодетые фламандскими купцами, они въехали в Утрехт на маленькой тележке, наполненной кусками сукна и фланели, и оставили свой товар в гостинице, где наняли две комнаты в первом этаже.
Покуда Шафлер исполнял свое тайное поручение и объяснялся с приверженцами епископа, Франк и Генрих оставались в гостинице и ждали покупателей, которые не являлись.
Однажды Франк, оставшись один, сидел у окна. Мысли его блуждали далеко, как вдруг кто-то постучался в дверь. Молодой человек отворил, и в комнату вошла молодая красивая женщина, чрезвычайно смуглая. Она осторожно осмотрелась, заперла дверь и села у стола, на котором был разложен товар.
Франк, думая, что она хочет покупать, смутился, потому что без Генриха не знал, какую цену спросить за товар и как ему мерить. Однако он сказал развязно, как настоящий приказчик:
– Посмотрите, сударыня, все образчики и выбирайте, я не возьму с вас дорого.
Но молодая женщина посмотрела на него и сказала, улыбаясь:
– Вы
– Разве я… – проговорил Франк, смущаясь.
– Вы не купец, точно также, как я не покупатель, – окончила незнакомка.
Молодой человек посмотрел на нее с беспокойством, боясь более за ван Шафлера, нежели за себя.
– Не бойтесь меня, – продолжала она, – я не желаю вам зла.
– У меня нет привычки пугаться без причины.
– Еще доказательство, мессир, что вы не купец. Я уже испытала вашу храбрость. Три дня тому назад я шла домой поздно вечером и ко мне пристали два пьяных солдата…
– Это были вы?..
– Да, вы избавили меня от опасности и даже не посмотрели, молода я или стара, хороша или дурна. Вы видели, что оскорбляют женщину, и спасли ее.
– Всякий порядочный человек сделал бы то же самое… Но зачем вы пришли сюда?
– Заплатить мой долг… Я пришла спасти вам жизнь.
– Никто, кажется, не угрожает мне, – отвечал Франк.
– Если вы тотчас же не выйдете из города, то через час будет уже поздно: вы будете во власти ваших врагов.
– Какие могут быть у меня враги? Я недавно в городе, и то для торговли.
– Вы не доверяете мне, а между тем время дорого. Слушайте меня. Мое звание не блестящее. Я пою песни и баллады то перед знатными, которые платят мне золотом, то на площадях, перед народом, который бросает мне медные деньги. Но все меня уважают, потому что находят во мне что-то сверхъестественное, и голос мой производит на всех впечатление. Моя мать, почитаемая колдуньей, научила меня петь. Я живу в маленьком домике, против ваших окон, и целые три дня наблюдаю за вами. Вы часто смотрите в окно, но верно не заметили меня.
Франк молчал. Певица продолжала, вздохнув:
– Вчера была ссора между жителями города и наемными солдатами бурграфа. Чтобы помирить их, бургомистр вздумал позвать на обед и тех и других, и послал за мной, чтобы мои песни смягчили грубых солдат. Скоро с помощью хорошего вина вчерашние враги сделались друзьями, и один из главных жителей Утрехта, желая угодить наемникам, открыл им, что в городе есть эмиссары монсиньора Давида, что ему предлагали перейти на сторону бургундца и что эти эмиссары остановились в этой гостинице. Я нечаянно слышала весь разговор.
– Нам изменили! – вскричал Франк.
– Да, мессир Шафлер в большой опасности и вы тоже, Франк… Вы видите, что я знаю ваше имя. Спасайтесь, или скоро сюда придет лейтенант Вальсон с солдатами Черной Шайки. Бегите скорее.
– Один, без Шафлера? Разве это возможно?
– Но он, может быть, промедлит, а Вальсон придет прежде него, тогда вы погибнете оба.
– Можно предупредить его…
– Как? Где он?
– Он у настоятеля бенедиктинского монастыря, у городских ворот.
– Ступайте же туда… и чтобы не возбудить подозрения, возьмите кусок сукна… Подумают, что вы несете его покупателю.
– Благодарю вас за вашу доброту. Скажите мне ваше имя, чтобы я и мои друзья знали, как зовут нашу спасительницу.
– Зачем вам мое имя? – сказала она грустно. – Имя не нужно для того, кто помнит. Я могла и на знать вашего имени, а никогда вас не забуду. Впрочем, если хотите, я скажу вам: меня зовут Жуанита. Помолитесь и за меня, когда молитесь о вашей матери, сестре… невесте.
– У меня нет ни матери, ни сестры, ни невесты.
– Разве никто вас не любит? – спросила Жуанита, не скрывая своей радости.