Дочь палача и король нищих

Пётч Оливер

– Это по поводу девчонки, – немного хрипло ответил незнакомец. – Мне кажется, она что-то знает.

– С чего вы взяли?

– Они с этим лекарем были в купальне. Я видел обоих.

У Магдалены чуть сердце из груди не выскочило. Это был тот самый человек, что запер их в колодце. Это он поджег дом! Голоса звучали теперь так тихо, что разобрать что-либо стало почти невозможно. Магдалена осторожно потянулась к лавке.

– Почему вы решили, что девчонка могла узнать больше, чем мы? – проворчал Меммингер.

– Не

знаю. Простое предчувствие. Но если она действительно что-то знает, то в скором времени об этом узнает и Контарини, а тогда…

Под ногой хрустнула ветка. Магдалена замерла, но было уже поздно: незнакомец услышал ее.

– Что это? – прошептал он, поднимаясь, и, подобно хищному зверю, завертел головой, словно пытался учуять след.

– Проклятье! – прошипел казначей. – Если кто-нибудь нас подслушает, вам несдобровать! И зачем я только встретился с вами тут!

– Одну минуту.

Незнакомец медленно двинулся к можжевеловому кусту, за которым пряталась Магдалена. Всего пару шагов – и он окажется возле ее укрытия.

В тот момент, когда он почти вплотную подошел к ней, дочь палача выскочила и бросила ему в лицо горсть щебня. Незнакомец ругнулся и руками прикрыл глаза. Девушка воспользовалась его замешательством и бросилась к розовым кустам, что вились по закрепленной у противоположной стены деревянной решетке. За спиной послышались приглушенные крики.

– Черт, это девчонка! Держите ее! – крикнул Меммингер.

Но Магдалена уже карабкалась по шаткой, увитой розами и дикой малиной решетке к распахнутому окну соседнего дома. С треском разорвалась красная юбка, шипы впивались в ладони, но думать об этом не было времени. Магдалена ухватилась за подоконник и перевалилась через него в комнату. Лихорадочно огляделась: узкая кровать, потертый стол, сундук – судя по всему, попала в комнату прислуги. С кровати поднялась заспанная служанка в чепчике и потерла глаза. А увидев перед собой Магдалену, пронзительно завизжала.

– Простите, что помешала, уже ухожу, – пробормотала дочь палача и бросилась к противоположной двери, выходившей на балкон. Вопли в комнате стали еще пронзительнее, затем по полу загромыхали тяжелые шаги. Незнакомец, видимо, не отставал.

Магдалена перебралась через карниз, повисла на руках и спрыгнула. На удивление мягко приземлилась на овощную грядку и, не оглядываясь, побежала по саду. Но высокие каблуки вспахивали сырую землю и застревали.

«Бабье барахло, чтоб его! Говорила я коротышке, что эти туфли меня погубят!»

Она остановилась на секунду, скинула обувь и побежала дальше босиком. Незнакомец между тем следовал по пятам, сапоги его хлюпали по политым грядкам. Магдалена, перескакивая через борозды, выбежала наконец к узким воротцам в стене.

Видимо, запертым.

Она

с разбегу врезалась в покосившуюся дверцу, та с грохотом распахнулась, и Магдалена выскочила в тесный, уходивший в обе стороны переулок. Повинуясь внезапному порыву, девушка спряталась за распахнутой створкой и затаила дыхание. Не смея пошевелиться, прислушалась, как незнакомец выбежал в проход, остановился на мгновение и бросился дальше. Шаги его гулко отдавались по мостовой и постепенно затихли.

Магдалена подождала немного, потом выбралась из-за двери и побежала в противоположном направлении. Куда угодно, только бы отсюда подальше. От незнакомца, от бала, чванливых дворян и патрициев. Подальше от Сильвио.

Босиком, в разодранном платье и свисающем лохмотьями жакете, дочь палача походила теперь на падшего с небес ангела.

Симон стоял, разинув рот, среди мешков с мукой и таращился на человека перед собой. Кинжал выскользнул из руки; на какое-то время лекарь утратил дар речи.

– Вы… со свободными? – промямлил он. – Но как…

Портовый управляющий Регенсбурга отбросил капюшон в сторону.

– Да, это я, – проворчал Карл Гесснер. – Ты, как я вижу, места себе не найдешь, пока до правды не докопаешься. Но потом не говори, что я тебя не предупреждал. Еще не поздно повернуть назад.

Симон упрямо помотал головой.

– Так я и думал, – Гесснер вздохнул и знаком показал остальным, что их присутствие больше не требуется. – Оставьте нас с лекарем ненадолго наедине, – пробормотал он. – Не думаю, что он настолько опасен.

– Но господин, – осторожно заговорил один из них. – Вы сняли капюшон, теперь вас могут опознать. Разве его не…

– Он нас не выдаст, – перебил его Гесснер и уселся на один из мешков. – Если этот нищий король не наврал, то парень на нашей стороне. Ступайте.

Они поклонились и ушли с мельницы; некоторые из них что-то бубнили себе под нос, и Симон почувствовал, что не всем решение их главаря пришлось по душе.

– Так, значит, вы предводитель свободных, – проговорил потрясенный лекарь. – Портовый управляющий! А я-то рассчитывал на шайку отверженных, преступников…

– Убийц и негодяев? – закончил за него Гесснер. – Так нас называют патриции. Но в действительности все иначе.

Он знаком велел Симону сесть рядом, затем вынул из-под плаща глиняную бутыль, хлебнул из нее и протянул лекарю. Симон глотнул немного и закашлялся: горло обожгло спиртом. Потом он все же сделал большой глоток, после пережитого потрясения ему нужно было успокоиться.

– Для городских советников мы всего лишь шайка преступников, – продолжил Гесснер. – При этом сами они хуже любого грабителя.