Дочь палача и ведьмак
Шрифт:
Фронвизер сонно потер красные глаза. С самого утра его вызвали к графу Вартенбергу. При этом лекаря не покидало чувство, что идет он на собственную казнь. Но опасения его оказались напрасными. Иезуитов порошок, похоже, и вправду подействовал! Лихорадка отступила, и мальчик, судя по всему, шел на поправку. Раз или два граф недоверчиво покосился на Симона, и лекарь уже испугался, что Вартенбергу известно о его вчерашнем обыске в кабинете. Но потом граф ободряюще похлопал его по плечу, и Фронвизеру пришлось сделать над собой усилие, чтобы случайно не вздрогнуть…
Резкая боль вернула Симона в действительность, на монастырскую площадь. Один из паломников
– А если вас кто-нибудь узнает? – спросил он шепотом. С тех пор как Магдалена рассказала ему о злополучной встрече с Земерами, Симон каждую минуту ждал, что Куизля разоблачат. – Хоть бы плащ надели не такой броский! Вы же сами говорили, что за вами охотятся здешние стражники.
– Ерунда! – огрызнулся Якоб и повыше поднял воротник. – У них сегодня есть дела поважнее, нежели гоняться за приблудными францисканцами. Сам смотри, что творится!
Он обвел могучей рукой толпу паломников, растущую с каждой минутой. Отовсюду доносились церковные пения; воздух до такой степени пропитался запахом фимиама, что у лекаря едва не закружилась голова.
– Остается только надеяться, что эта болезнь не настолько заразная, как я опасался, – пробормотал Симон. – Иначе она по всей Баварии расползется.
Паломники, казалось, прибыли со всех уголков княжества, а также из-за его пределов. Симон различил швабский, франконский, пфальцский и саксонский диалекты и даже уловил обрывки иностранных фраз. При мысли, что паломники разнесут болезнь по родным городам и деревням, у Симона подкашивались ноги. Во всей этой суматохе ему так и не удалось спросить у Шреефогля, что же он выяснил вчера в монастырской таверне.
– Проклятие! Хорошо, что Магдалена с детьми сюда не явилась, – проворчал Куизль. – Сорванцов тут только затоптали бы, или они бы сами заблудились.
Палач беспокойно переступал с ноги на ногу, и Симон невольно усмехнулся. Он знал, что Куизль терпеть не мог больших скоплений народа. Ему по душе были леса и пение птиц на деревьях.
– Магдалена хочет еще раз поговорить с настоятелем, – ответил лекарь. – Может, он знает что-нибудь такое, что нам поможет.
– Сегодня? Забудь! – Палач сплюнул и при этом едва не попал в стоявшую рядом старушку, та злобно на него покосилась. – С какой стати у настоятеля в день праздника именно для Магдалены найдется время?
– Вчера вечером мы с ней еще немного поговорили, – возразил Фронвизер. – На днях она встретила брата Мауруса в монастырском саду. И он, кажется, говорил ей, что в этот раз облатки показывать будет приор.
– Чтобы настоятель пропустил самый важный в году праздник? – засомневался Куизль. – А это не покажется несколько странным?
– Брат Маурус, наверное, тяжело переживает то, что случилось с его братом. Неудивительно, что он не в состоянии справлять богослужение, – пожал плечами Симон. – Во всяком случае, Магдалена надеется встретить настоятеля в монастырском саду. Похоже, он там часто бывает.
Куизль насмешливо рассмеялся:
– И он, значит, соизволит поболтать с моей дочерью? Мечтай-мечтай, дорогой зять.
– Ваша дочь, как вы сами знаете, крайне настырная, – ухмыльнулся Симон. – В Судный день ей, наверное, со всеми архангелами поговорить разрешат, лишь бы она всех в покое оставила.
Над толпой вдруг пронесся шепот. Симон поднял голову и увидел, как на балкон маленького эркера вышел приор Иеремия. В отличие от недоделанной крыши эту, самую важную, часть монастыря уже починили.
Брат Иеремия
– Святые облатки! Иисус и Богородица, святые облатки! Господи, благослови нас!
Симон с палачом тоже опустились на колени. Лекарь почувствовал, как по телу поползли мурашки, волосы на затылке встали дыбом и на глазах выступили слезы от фимиама. Он никогда не отличался набожностью – в отличие от Магдалены, именно ей пришла в голову эта затея с паломничеством. Но теперь, среди многочисленных богомольцев, старых и молодых, проделавших долгий путь, чтобы увидеть три освященные облатки в серебряном сосуде, даже Симона переполнял трепет. Зрелище, казалось, тронуло даже палача. Куизль неотрывно смотрел на балкон: приор как раз произносил слова благословения.
– Benedictat vos omnipotens Deus Pater, et Filius, et Spiritus Sanctus…
Люди вжались в землю, некоторые плакали, другие истерически смеялись или колотили себя, словно одержимые, по груди или спине. Один только Куизль не сводил глаз с балкона.
– Впечатляет, не правда ли? – прошептал Симон. – Столько веры, можно даже…
– Чтоб тебя, кончай эту брехню! – перебил его палач. – Я слишком хорошо помню, как католики рванули с мечами и копьями на Магдебург. [18] Глаза у них точно так же сверкали, а руки были по локоть в крови… Хочешь помолиться, отправляйся в церковь, в тишину, а не балаган, как на ярмарке, устраивай. – Он кивнул в сторону дароносицы, которую приор держал над головой, точно карающий меч. – На что угодно готов поспорить, что настоящих облаток там все равно уже нет.
18
Речь идет об одном из важных эпизодов Тридцатилетней войны – осаде Магдебурга, оплота протестантов, войсками Католической лиги (1630–1631).
Симон ухмыльнулся:
– А я-то уж думал, вас озарение посетило.
– Что нам с Господом обсуждать, это наше с ним дело. Не тебе…
Вдруг где-то поблизости раздался вопль, отличный от всех благоговейных криков. Симон встрепенулся и увидел, как в их сторону сквозь толпу продираются двое мужчин. Их сопровождали четыре охотника, вооруженные копьями и арбалетами.
Тучный человек, возглавлявший группу, оказался не кем иным, как бургомистром Шонгау. За ним поспевал его сын; завидев Куизля, он торжествующе ухмыльнулся.
Оба ускорили шаг, от Якоба с Симоном их отделяло шагов двадцать, не больше.
– Ха, Куизль! Так я и знал! – Земер кричал так громко, что паломники начали на него оглядываться. Даже приор на балконе прервал на секунду свое благословение. – Вшивый палач! – бесновался бургомистр. – У тебя башка из толпы как знамя торчит, теперь от меня не уйдешь. Хватайте богохульника и самозванца!
Стражники решительно прокладывали путь сквозь возмущенную толпу.
– Что теперь? – прошипел Симон. – Я же предупреждал вас; так ведь нет, вы и слушать не пожелали! – Лекарь показал на окна в пристройке монастыря, где расположились более состоятельные паломники. – Должно быть, они узнали вас сверху. Что, черт возьми, нам теперь делать?