Дочь похитительницы снов (Хроники Эльрика из Мельнибонэ - 5, Книга 2)
Шрифт:
Налитые кровью глаза Лукенбаха сулили смерть. Лейтенант вытянул руку с кинжалом и оскалился по-волчьи, глядя на Ученого Фи. Пройти ему оставалось два-три шага.
Не в силах спокойно смотреть на происходящее, я метну лея навстречу эсэсовцу. Фроменталь пытался меня удержать, но не сумел. Однако добраться до лейтенанта я не смог: передо мной возник призрак в доспехах, столь же вычурных, как и на фигуре, которую я заметил в тенях; только у этого доспех был иссиня-черным. Забрало открыто, лицо - как оно мне знакомо, это лицо! Изможденное, бледное, с пронзительными рубиновыми глазами.
Его появление потрясло меня настолько, что я застыл как вкопанный, и нацист прошагал мимо.
– Кто ты?– выдавил я.
Мой двойник что-то ответил - во всяком случае, губы его зашевелились, - но я ничего не услышал. Тогда он отступил в сторону. Я повернулся за ним - и увидел, что он вновь пропал.
Между тем Лукенбах приблизился к намеченной жертве почти вплотную.
Ученый Фи неторопливо воздел длинную холеную руку, как бы в предостережение. Лукенбах и не подумал остановиться, будто шел под гипнозом. Пальцы его крепче стиснули рукоять кинжала, он готовился нанести удар.
На сей раз мы оба - и я, и Фроменталь - рванулись было помешать эсэсовцу, но ученый взмахом руки заставил нас замереть на месте. Когда же Лукенбах приблизился на расстояние удара, Фи вдруг раскрыл рот - широко-широко (человек так не может, словно змея разинула пасть) - и закричал.
Крик одновременно был ужасен - и мелодичен. Казалось, он извивается под высоким сводом пещеры, среди сталактитов, которые задребезжали в ответви мелко затряслись, угрожая рухнуть нам на головы. Впрочем, откуда-то я знал, что этот крик был "сфокусирован", что ли, и его направление и сила в точности соответствовали необходимому.
Треньк, треньк... Ледяные кристаллы позвякивали, негромко бормотали. Но ни один не сорвался.
Крик мнился бесконечным, безгранично протяженным в пространстве и во времени. Под самым сводом пещеры постепенно возник отзвук - ноты словно перетекали одна в другую, и неожиданно рулада оборвалась с резким щелчком.
От группы сталактитов оторвалось ледяное копье - впечатление было такое, словно это произошло по воле Ученого Фи. Оно устремилось вниз, к ухмыляющемуся лейтенанту Лукенбаху, который, по всей видимости, решил, что его противник кричит от страха.
Копье зависло в нескольких сантиметрах над головой эсэсовца. Оно как будто и вправду подчинялось воле Фи.
Крик оборвался. Ученый Фи едва уловимо шевельнул губами. Ледяное копье послушно отклонилось и нацелилось в выбранную точку. Ученый повел ладонью. Копье описало плавную дугу - и элегантно, не подберу иного слова, именно элегантно вонзилось нацисту в самое сердце.
Лукенбах взвизгнул, по пещере пошло гулять эхо, а лейтенант уже забился в предсмертных конвульсиях.
Потом замер, вытянулся на каменном полу в луже крови, что натекла из раны; в груди у него торчало ледяное копье. Мы с Фроменталем потрясенно переглянулись: конечно, погибший был нацистом, но такая смерть...
Гейнор между тем явно пересматривал свою стратегию.
Вот мой кузен подошел к Лукенбаху, нагнулся и вынул кинжал из крепко сжатого лейтенантского кулака.
– Кузен, я снова тебя недооценил. Когда же, в самом деле, я научусь воспринимать всерьез и тебя, и твоих дружков? Ты уверен, что не хочешь пойти с нами? Или, по крайней мере, отдать мне Равенбранд, чтоб я больше к тебе не приставал?
Я позволил себе усмехнуться, Фроменталь же громко и сурово произнес:
– Дружище, в вашем нынешнем положении торговаться не пристало.
– Положение - штука переменчивая, - Гей-нор по-прежнему не сводил взгляда с меня.– Что скажешь, кузен? Оставайся здесь со своими новыми приятелями, а меч отдай мне. Я заберу его наверх, чтобы сразиться с Хаосом. Договорились?
– С Хаосом? С самим собой, что ли?– я не удержался от колкости.
– Хаос - то, с чем я сражался, сражаюсь и буду сражаться, - напыщенно заявил Гейнор.– Потому мне и необходим Черный Меч. Если вернешься со мной, тебя ожидают великие почести; у тебя будет власть, ты сможешь вершить справедливость, по которой истосковался наш мир. Гитлер - всего лишь средство для достижения высшей цели, поверь мне!
– Гейнор, - проговорил я, - ты предался Зверю. Ты рассуждаешь о Порядке, но каждый твой шаг, каждое действие - служба Хаосу.
Теперь уже мой кузен расхохотался мне в лицо.
– Глупец! Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь! Если думаешь, что я служу Хаосу, ты законченный идиот! Я служу Порядку и буду служить ему вечно. Все, что делаю, я делаю ради лучшего, более стабильного, более предсказуемого будущего. Веришь в такое будущее - добро пожаловать в наши ряды, будем сражаться бок о бок. По правде говоря, Ульрик, это ты служишь Хаосу, а никак не я.
– Где ты научился так ловко играть словами?– тихо спросил я.– Вроде вырос в Миренбурге... Ты ясно показал свою приверженность злу. Кузен, ты эгоист, твоя жестокость очевидна, твоя ложь слишком откровенна, чтобы я мог поверить в искренность твоих нынешний речей. Ты на самом деле желаешь одного сожрать нас всех с потрохами. Твоя любовь к Порядку - не что иное, как присущая безумцам одержимость чистотой и аккуратностью. Это не гармония, Гейнор. Это не Порядок в истинном смысле.
По лицу Гейнора скользнула тень, словно он внезапно вспомнил о прежних, более приятных временах.
– Что ж, кузен, тебе виднее...
– Оставьте их, господин майор, - вклинился в нашу беседу Клостерхейм. Он выглядел обеспокоенным.– Чего зря время тратить? Все равно вы их не переубедите.
– А вы, герр Клостерхейм, - справился Фроменталь, - вы тоже считаете себя верным рыцарем Порядка?
Клостерхейм повернулся к французу, оглядел того с головы до ног и холодно усмехнулся.
– Я служу своему хозяину. И Граалю, хранителем которого мне суждено стать снова. Мы еще встретимся, господа. Как я уже сказал, мне здесь нравится, я не боюсь этого места и рано или поздно завоюю его, - он помолчал с отсутствующим видом.– Как часто я жаждал наступления ночи, как злился, когда приходил день! Восход - мой заклятый враг. Здесь я у себя дома. И вам со мной не справиться.