Дочь полковника
Шрифт:
— Я ничего не знаю о социализме, — сказала Джорджи. — Том Стратт…
Перфлит легонько погладил ее пальцы, чтобы она замолчала. Его ладонь была прохладной. Джорджи не могла понять, почему подобная фамильярность не только ее не возмутила, но даже была ей приятна.
— Совершенно очевидно, — продолжал Перфлит, — что он еще держится только благодаря этим особым обстоятельствам. Забастовка уничтожила бы фабрику, а потому рабочие не бастуют. Но все равно выжить ему не удастся. Под Криктоном открывается новая фабрика. Она его прикончит.
Мистер
— Вот почему, — сказал он, слегка помахивая свободной рукой, — нет ни малейшего смысла устраивать Тома Стратта на здешнюю фабрику, даже если бы его согласились туда взять, о чем нечего и думать.
— А! — сказала Джорджи, испытывая горькое разочарование, что вся эта невнятная болтовня свелась к негативному выводу. — Так что же им, бедняжкам, делать?
Он ободряюще сжал ее руку, и она вновь ее не отдернула.
— План кампании, — сказал Перфлит, снисходя в своих метафорах до уровня развития военного интеллекта, — крайне сложен. Мы должны вести атаку на трех фронтах одновременно. Вы, дорогая моя («мисс Смизерс» он не добавил), должны взять на себя расквартирование армии.
— Какой армии?
— Мистера и миссис Стратт с грядущим пополнением семейства. Марджи Стюарт ведь ваша приятельница?
— Да. Но при чем…
— Она сейчас здесь?
— Да.
— Превосходно! А теперь слушайте. — И мистер Перфлит опять сжал ее руку, но на этот раз с удовольствием заметив, что рука эта прохладна, изящна и пробуждает приятные ощущения. — Когда я как-то отправился сыграть на бильярде с милейшим спекулянтом Стюартом, я обратил внимание, что сторожка у ворот пустует. Так вот: отправляйтесь к Марджи, заручитесь ее сочувствием — сыграйте на струнах благородной жалости и прелести благодеяний и добейтесь от нее обещания предоставить сторожку Тому и Лиззи. Стюарт в отъезде, а после того, как Лиззи с Томом водворятся там, ему уже трудновато будет выкинуть их на улицу, ха-ха-ха!
— Какая отличная мысль! А мне и в голову не пришло…
— Интеллект, дорогая моя, интеллект! — сказал Перфлит с глуповатым самодовольством. — Это наше единственное оружие. Только так хитроумные Одиссеи способны одолеть этих сельских Аяксов. Ах! Если бы мы только могли покончить с гнусной Библией и возродить эллинизм! Какой это был бы ренессанс! Цель, достойная того, чтобы посвятить ей жизнь! Гомер! Гомер — вот где спасение!
Джорджи была так шокирована, что вырвала у него свою руку, и тут же смутилась: ведь таким образом она подчеркнула, что они прохаживались под руку. Мистер Перфлит сохранил полную невозмутимость.
— Кстати, а вы читали Гомера? Если хотите, я одолжу вам моего Бутчера и Ланга. Зайдите на минутку, пока я поищу.
Джорджи не знала, как поступить. Нравственный кодекс Клива возбранял благовоспитанной девушке входить в дом, где ей хотя бы минуту предстояло пробыть наедине с мужчиной. Именно так Марджи безвозвратно
— Богини, — непринужденно заметил мистер Перфлит, — предпочли при сем не присутствовать, как мне следовало бы вспомнить.
И вежливо поклонился Джорджи, которая уже не сомневалась, что он совсем свихнулся. И поспешила встать.
— Не торопитесь так!
— Боюсь, мне пора. Мама меня уже ждет.
— Какая жуткая штука семья! — с глубоким чувством произнес мистер Перфлит. — Каждый ее член мешает остальным делать то, что им хочется, и они называют это любовью!
— Право же, мистер Перфлит, вы говорите такие странные вещи! И вы так мне и не сказали, как, по-вашему, можно помочь Лиззи и Тому с остальным.
Мистер Перфлит, словно Феджин, погладил нос с таинственным видом.
— Не тревожьтесь. Я этим займусь.
— Ну так до свидания.
— До свидания. Можно я зайду на неделе сообщить вам положение дел?
— Да, конечно. Приходите к чаю.
Мистер Перфлит поморщился.
— Терпеть не могу чайные баталии! Я загляну около шести, вы пригласите меня пройтись по саду, и там я представлю мой доклад.
И безмолвно условившись о свидании наедине, они расстались. Мистер Перфлит проводил Джорджи до калитки, благодушно журча о флоксах, гвоздиках и нимфах. Он, кладя начало своему эллинистическому ренессансу, все-таки настоял, чтобы Джорджи взяла Гомера. Она взяла книгу так, словно от прикосновения крещеных пальцев переплет мог вспыхнуть серным пламенем.
Через несколько шагов Джорджи столкнулась с кузеном, которого в эту минуту хотела видеть меньше кого бы то ни было. Он смерил ее негодующим взглядом.
— Глаза меня не обманули, и ты действительно вышла из сада этого невежи Перфлита?
— Он не невежа.
Бедняжка Джорджи! Почему она такой неблагодарностью встречала щедро изливаемые на нее нежные заботы? И почему ей никогда не удавалось защититься?
— Что ты там делала? — вопросил кузен, сверля ее взглядом. И Джорджи с ужасом почувствствовала, что краснеет. Запнувшись, она ответила:
— Я… я заходила за книгой.
И подумала: «Я же лгу!»
— За какой книгой?