Дочь Пожирательницы грехов
Шрифт:
– Надеюсь, мама не узнает, что они звали врача, - тихо сказала я.
– А что не так?
Я смотрела на ладони, подбирая слова, понимая, что он хочет понять, а я не знала, как правильно рассказать ему:
– Она верит, что если Нэхт отметила человека, то мешать нельзя.
– Мешать? Лечить его?
– Мешать воле богов. Немного лечить можно, травами и молитвами. Но заходить далеко… Она думает, что так мы бьем богов по рукам. Это делают врачи. Они используют методы против природы. Она не будет исполнять Пожирание,
– Равновесия?
Я вздохнула.
– Когда кому-то очень плохо, можно предложить Нэхт другую смерть взамен, чтобы она не трогала умирающего. Жертвой обычно бывают овцы или свиньи, - или козлы. – Если Нэхт удовлетворена, тогда она отпускает человека, а мама принимает волю Нэхт и не мешает выжившему.
– Не понимаю, что не так с лечением.
– Врачи привязывают душу лекарствами, хотя она должна уйти к Нэхт.
– Но кто сказал, что они исцеляются не по воле Нэхт? – спросил Лиф.
– Ты не понимаешь, - сказала я, оторачиваясь, голова болела.
– Простите, миледи. Я был груб. Когда придет врач, мы убьем овцу, и если ваша богиня примет это, Дорину полегчает? Так это работает?
Я кивнула, не желая думать об этом и вспоминать.
– Тогда мы сделаем это. Это порадует вашу маму?
Я пожала плечами.
– Так уже было в прошлом. Ей присылают мясо, когда убивают животное.
– Такое случается часто?
– Нет. Многие семьи не могут потерять животное, даже если умирает человек.
– А когда был последний раз?
Я отвела взгляд. Прошлый раз был из-за сестры, и случилось все не так, как я описала Лифу. У Мэрил несколько дней была лихорадка, а компрессов уже не было, чтобы понизить температуру. Мы не могли влить в нее жидкость, она угасала. Мама, верная слуга Нэхт, пожимала плечами, пока я плакала.
– Если Нэхт ее хочет, она ее получит.
– Мы не можем ничего сделать?
– Не должны. Это воля Нэхт.
И она ушла на Пожирание, оставив меня с Мэрил, пока та умирала. Я набралась смелости и пошла к повитухе в Монкхэм, попросила немного пиретрума и коры ивы. Я заваривала их и поила сестренку, пока она не стала снова прохладной. Когда мама вернулась, я сказала ей, что это чудо.
– Значит, Нэхт ее не хотела, - сказала я, но не могла смотреть маме в глаза.
Мы ужинали в тот вечер жареной козой, мама редко такое готовила, и я думала, что это праздник. Я все проглотила. Через час меня стошнило в домике для коз у нашего дома. Пенни была моей любимицей. Она любила жевать мои юбки, заглядывать в мои карманы. Она приходила, когда я звала ее.
Но я уберегла сестру, Нэхт получила жертву. Я отогнала мысль, что жертва радовала ее временно, я не знала, сколько времени купила для сестры.
– Это было очень давно, - сказала я ему. – Это случается редко, и не все могут потерять запас мяса на месяц.
Он покачал
– Лечить людей – не грех, как и помогать им. Это не отрицает богов. Это ведь растения, что растут из земли, и люди, которых боги сами создали, да? Я говорил это вчера Димии.
– Димия?
– Служанка, что приносит нашу еду. И она принесла вино. Она поняла, что Дорин важен для вас. Она…
– Мило с ее стороны, - перебила его я.
Лиф с любопытством посмотрел на меня и продолжил:
– Она проверяла его и докладывала мне. Обещаю, врачи Трегеллана – лучшие. Если кто и может его спасти, то это они… А потом мы пожертвуем овцу твоей Нэхт, чтобы было равновесие, если нужно. Миледи, Дорин того не стоит?
Я уставилась на него.
– Он ведь умрет? Без этого врача?
Лиф кивнул.
– Ему не помочь. Они не знают, что с ним.
Я вспомнила его тонкую кожу, запах кипариса и мака. Он был едва живым.
– Но я молилась богам. Я – их дочь, я ношу ее имя.
Лиф заметил панику в моем голосе и поднялся на колени, склонился за моим бокалом. На обратном пути он замер, лицо было близко к моему, я ощущала странную боль.
– Все еще не окончено, - сказал он. – Еще может помочь врач.
Я отвернулась, чтобы взять бокал, а Лиф оказался у моих ног на безопасном расстоянии.
– Иначе всем нам конец, - тихо сказал он.
– Что? Ты уходишь? – паника вернулась, мой голос стал пронзительным.
– Нет. Нет, - спешно ответил он. – Я остаюсь. Но… время, что мы проводим вместе, подойдет к концу. Вернется Дорин или пришлют другого. Я не глуп настолько, я знаю, что продолжать нельзя.
Он хмурился, а я выпила еще вина, понимая, почему его пил Мерек, радуясь, что оно успокаивало.
– Я не могу сейчас думать об этом, Лиф. Мне нужно думать о Дорине. Если я буду молиться сильнее, если я смогу уйти в свой храм. Я не могу молиться здесь, это неправильно, - мямлила я, но уже представляла, как потеряю Лифа, как все станет прежним, и его уже не будет здесь и за моей дверью. Больше не будет разговоров, шуток. Вопросов. Лишь стража. – Что нам делать? – простонала я.
– Можно попросить королеву сделать меня вашим единственным стражем. Так вы сможете попасть и в свой храм, и к Дорину.
– А если он вернется? – на миг я представила, как мы смеемся в комнате втроем.
– Мы решим, когда это случится, - сказал Лиф. И я знала по его тону, что он не верит.
– Она не позволит этого, - сказала я ему, отталкивая смятение. – Ты знаешь, что она скажет. Она не доверит мою безопасность одному стражу.
– Тогда попросим не ее. Попросим принца.
– Мерека? И он поможет?
– Вы с ним помолвлены. Ему интересно ваше состояние, и ваше заточение здесь не идет на пользу. Он знает, как важен для вас храм. И он знает, что значит быть взаперти.