Дочь реки
Шрифт:
Гроза схватила ее за плечи, прерывая негодующий поток слов, которые не имели для нее никакого значения. И наставница замолчала вмиг, сжав бледные губы.
— Я решила все. Твой сын Микола нынче ведь на службе?
— Ну, на службе сегодня. Только стража его вечером будет, — озадаченно пробормотала Драгица.
— Мне очень нужно с Рарогом встретиться. Хоть ненадолго — поговорить в укромном месте. Он может такое устроить? Десятник ведь. Может!
Драгица замялась, качая головой и отводя взгляд. Вздохнула тяжко раз и другой — а после снова
— Я попытаюсь его уговорить, — нахмурилась строго. — Но обещать ничего не могу.
Гроза разулыбалась невольно и порывисто обняла наставницу. Как бы та ни ворчала, а, верно, понимала, что так для нее все же будет лучше: не идти снова против своего сердца, которое первый раз так ясно подсказало, чего хочет. Если же станется так, что Рарог не пожелает даже говорить, что будет так же холоден с Грозой при встрече — то и она не станет навязываться. Да только узнать страсть как хочется — и дня не пережить.
Вместе они с Драгицей вернулись в терем, больше пока ни о чем не говоря, чтобы никто не услышал.
И, видно, сильно Драгица просьбой Грозы озаботилась. Едва закончили нынче женщины урок в светлице терема, начали расходиться по своим хороминам, как наставница придержала Грозу за локоть. Стало пусто кругом — и тогда заговорила:
— Нынче, как стемнеет совсем, так в общину пойдешь, — шепнула. — Я дам знать. И упаси тебя, Гроза, попасться Владивою. И меня раскроешь, под его гнев подведешь, и Миколу.
— Мышью проскочу, — уверила та, улыбаясь женщине благодарно.
А у самой так и зашлось все в груди от радости: не отказался Рарог встретиться. Стало быть, есть, что ему сказать. Или хотя бы выслушать пожелает. И надеялась она, Макошь молила, чтобы не вздумал нынче прийти Владивой к ней: запретить-то ему никто не мог.
Как почти погасло летнее небо, осталось только сияние слабое да россыпь звезд, Гроза вошла в общину, которая снаружи казалась совсем пустой. Но внутри горела одна-одинешенька лучина, еле разгоняя густой деготь ночи, что скопился здесь, в этой неподвижной тишине соснового сруба. Рарог стоял, оперевшись бедрами о стол — и встрепенулся лишь когда услышал шаги Грозы. Окинул взглядом неспешным, и она остановилась на миг, не зная уже, чего ждать.
— Здравствуй, княжья невеста.
Гроза медленно опустила веки и открыла вновь, вдохнув. Стало быть, и до него дошло все, что говорили о Грозе и Владивое. Пусть и не было еще сватовства. И заручения даже не было — да разве же оно князю нужно? А женщинам да кметям, которые языками потрепать любят не меньше — и подавно.
— Я ею не называлась. А что другие говорят — разве тебя когда-то это тревожило, Измир? — она невольно чуть вскинула подбородок, чувствуя все больше, как давит ее недоверие находника. Он смотрел, сдвинув брови и чуть повернувшись грудью к ней, а все ж отгораживался.
— Что с твоей косой? — спросил глухо, будто в горле у него пересохло.
И Гроза провела по ней
— Обрезала, — уронила она, делая еще шаг к нему.
Рарог выдохнул, словно опасался, что кто-то бесчестье ей решил доставить — но оказалось не так. Отшагнул от стола — навстречу. Опасно качнулось пламя лучины
— а ну как погаснет: как в темноте-то будут? Гроза видеть хотела Рарога, смотреть в его лицо, каждую черту разглядывать. Хоть и было обидно, что поверил — пусть и ненадолго — в те кривотолки, что вокруг нее собрались за эти дни.
Находник руки поднял — обнять. Еще шаг — и Гроза уперлась ладонью в его грудь, останавливая. Обжег жар его тела сквозь рубаху, и внутри словно перевернулось что-то. Пальцы сами собой смяли ткань.
— Скажи… — еле выдохнула она, опуская взгляд на застежку его ворота. Тускло поблескивала игла ее в свете лучины. — Скажи, это ты Домаслава убил?
— Я ведь все ж и разобидеться могу, Лиса. Еле держусь, — Рарог наклонил голову, почти касаясь ее волос губами. — Не трогал я Домаслава. Я хоть и находник, но не головорез. Говорили мы с ним, да. Я в Ждимириче его искал, да мне сказали, что он в Волоцк отправился. Успели перехватить. Я просил его отступиться от сватовства.
Гроза тряхнула головой, еще сильнее комкая уже влажный от ее ладони лен.
— Зачем? — еле пискнула, ожидая ответа. И дыхание не хотело оставаться спокойным. Не хотело сердце униматься, трепыхаясь в сладостном предвкушении того, что он скажет. Может, глупо это, наивно — может, вовсе не то она услышит сейчас.
— За тем, что я люблю тебя, Лисица, — Рарог сжал ее плечи, а после лицо обхватил, словно в пух утиный закутал. Удивительно — но огрубелые от весел ладони Рарога казались сейчас мягче всего на свете. — Люблю тебя. И ему о том сказал. А еще сказал, что ты со мной остаться хочешь. И он сам тебя может о том спросить. Наверное, я ошибся?
Гроза вскинула на него взгляд. Накрыла его ладони своими и спустилась к запястьям.
— А ты поцелуй меня и узнаешь, ошибся или нет.
Рарог не стал выжидать — сразу ртом ее завладел жарко и решительно. И Гроза тут же ответила, позволяя углубить поцелуй. Принимая его полно, обхватывая и чуть покусывая его губы. Мурчать хотелось, как кошке. Тереться об него всем телом: соскучилась невыносимо. После одного короткого вечера, что закончился так страшно — соскучилась, словно женой его была уже много лет и встретила после разлуки.
— Не ошибся, — улыбаясь, выдохнул Рарог, отстраняясь на миг.
И снова прильнул — еще ненасытнее, чем прежде. Спустились его руки по спине, сомкнулись, словно обруч стальной — на талии. Гроза, кажется, только этим и держалась, иначе уже сползла бы на пол, до того ослабели колени.
Но она все ж сумела заставить себя сделать шаг назад. Еще о многом говорить нужно, а время уходит. И без того сын Драгицы шею свою подставляет под гнев княжеский тем, что Рарога сюда привел. И наставница — тоже.