Дочь реки
Шрифт:
— Обидела ты меня, и впрямь, Лисица, — заговорил гость.
Гроза дернулась, кажется — проснуться — да только утопла сильнее в омуте жутковатого видения.
— Не моя воля в том была.
— Я знаю. И знаю, что жизнь в тебе сильная зародилась. И ты все ж спасла моего жреца от воды. Заставила ее принять его, — он помолчал. — Потому я и говорю с тобой.
— Он жив? — все, что хотела гроза сейчас знать.
Ведь даже за то время, что прошло после встречи с Милонегой, многое могло измениться. Особенно сейчас, как шастают по этим землям, в окрестностях Белого Дола, варяги.
— Жив. И все к тебе стремится, но никак не может дотянуться. Вам многое еще нужно преодолеть. Через жар большой пройти — я вижу. А вот кто из жара этого выйдет живым, то мне неведомо.
Гроза потянулась за волей Велеса, желая больше узнать, больше почувствовать и, может, увидеть что-то его глазами. Но силы на то не имела, конечно. Он пропал, оставив после себя закрутившуюся копотными вихрями муть. Гроза еще несколько мгновений качалась на грани сна и яви, а после окончательно уснула.
А утром и толком понять не смогла, что же это такое ночью приключилось. Как ни звала Велеса, как ни хотела с ним поговорить на капище, а все равно он пришел только в тот миг, как сам решил. И укорил, и надежду дал, и напугал, признаться. И никому ведь не расскажешь, не поделишься тревогами — теперь только все в душе нести, пока не разъяснится.
Войско все разрасталось на пути в Белый Дол. А когда уж оставалось до него всего- то несколько верст, решено было к берегу приставать, разбивать на месте удобном стан — в укрытии леса, чтобы случайные дозорные, что могли в окрестностях острога разъезжать, не увидели войско раньше, чем нужно. Да и своих дозорных князь отправил по округе: увидеть воинов Ярдара Медного, если они где-то поблизости будут околачиваться.
Да вышло совсем по-другому. Выглядчики вернулись скоро и привели с собой двух мужей диковатых, порядком заросших, но в силе полной и оружных. Походили они как будто больше на охотников каких. Или путников, что долго не останавливались в людских селениях. И только приглядевшись, можно было распознать в них кметей из Белого Дола. Оказалось, встретились они в трех верстах от княжеского стана. И правда ведь — охотились. Да только не лишь для себя старались, а для всех, кому живыми удалось выбраться из острога после того, как, подпалив и разрушив часть стены, прорвались туда варяги.
Владивой зазвал кметей в свой шатер — расспросить хорошенько обо всем, что они знают и что полезно может быть для его войска. Гроза, завидев, как мужей уводят прочь, поспешила следом. Гриди остановили ее у входа в укрытие.
— Ты куда, Гроза? — нахмурился рыжий Валейко.
— Я имею право знать! — громко, так, чтобы Владивой услышал, возмутилась она.
— Пустите ее, — тут же велел князь изнутри.
Порой Гроза была благодарна ему за его волю. И за то, что многое он от нее скрывать все же не хотел. Она откинула полог — и взгляды собравшихся мужчин вцепились в нее сразу со всех сторон. Она степенно прошла в середку укрытия и присела на ларь рядом с мужем: так она ощущала его поддержку, которая все же была сейчас ей нужна.
— После того, как нас разбили, мы отошли мимо Белодоли
— Это вы хорошо придумали, что не останавливаетесь и хоть в чем-то жизнь Ярдару портите. Разрушенная стена нам будет очень кстати.
— Они завалили ее землей немного, — добавил другой гридь. — И бревнами пытались заложить, да ничего толкового у них не вышло. Из Белодоли все сбежали: и оттуда не довелось им мужиков снарядить чинить стену.
— Варяги городов не строят, — усмехнулся сотник Деньша. — Куда им знать, как остроги наши укреплять.
— Строят-не строят, а обучиться всему можно, — не дал ему слишком развеселиться Владивой. — Бревно на бревно положить. Не в пещерах же они живут.
А Гроза слушала мужей и едва на месте не ерзала от нетерпения. To заходилось все внутри от радости, то вновь тревога вспыхивала. А вопрос один, что больше всех тревожил, она все никак задать не решалась: опаска брала. Но наконец случилась заминка в разговоре, и Гроза выпалила, едва успев сообразить:
— Скажите, а воевода. Ратибор. Он жив? Поправился?
Кмети переглянулись озадаченно и настороженно. Словно и не знали, стоит ли отвечать так вот, сходу. Она переводила взгляд с одного на другого и комкала подол влажной ладонью.
— Он умер, Гроза, — сказал за кметей Владивой. Накрыл ее руку своей и сжал.
Тогда уж и гриди осмелели.
— Его ранило очень сильно. Крови много вылилось, пока мы его тащили до укрытия. Помогли, как смогли. Да никакого лекаря, ни травницы никакой или знахарки с нами не было, — он замолчал. — Три дня промаялся. А после под утро и умер.
Гроза опустила голову. Тяжелые слезы, словно капли расплавленного свинца, падали на колени. Она не слышала уже толком, что еще говорил кметь, как оправдывался. И сминала, верно, до боли пальцы Владивоя — а он терпел молча. Только смотрел на нее чуть искоса, осторожно, напряженный весь, словно ждал в каждый миг от нее какого безумства. Или рыданий страшных, от которых каждый муж оробеет.
— Мы погребли его, как полагается, — поспешил уверить другой белодольский гридь. — И краду ему сложили. Правда, уйти пришлось подальше от нашего становища. Курган ему насыпали. Невысокий, конечно. Да силы наши невелики в том.
— Спасибо, — едва сумела выдавить Гроза.
Торопливо провела ладонью по щекам, стирая мокрые дорожки.
— Гроза, — тихо окликнул ее Владивой. — Как все закончится, мы все обряды проведем, как полагается. Жрицу Мораны позовем. Справит все, как надо.
— Тем ему уже не поможешь, — она помотала головой, хоть обещания мужа и отзывались в груди болезненными волнами благодарности.
В такие мгновения она порой ощущала, что и впрямь дорога ему, что многое он для нее сделать может. Опасное чувство, желание отдаться на волю сильного мужчины и уж никуда больше не стремиться, зная, что путь тот может только к новой беде привести. Гроза встала, не в силах усидеть на месте, и вышла прочь, оставив мужей и дальше решать то, что в их разумении.