Дочь самурая. Трилогия

Лещенко Владимир

За завтраком шаханшаха потянуло похвастаться персидскими садами.

– Сад играет огромную роль в нашей культуре. – Шах был чуть ли не торжественен. – Это место уединения, физического и духовного умиротворения.

– Действительно здесь очень уютно, тихо и спокойно, – вполне искренне согласилась с ним Хикэри.

Красивый сад, такой умиротворяющий…

– Я очень люблю приходить сюда и размышлять о мире и духовном развитии, – шах обвел рукой вокруг, – сюда никто без разрешения и не может войти, и знаете, так хорошо тут думается…

– Я слышала, что искусство разведения садов было развито в Иране еще со времен первых царей.

– Персидский царь Кир II завоевал все Двуречье между Тигром и Евфратом,

Мидию, Лидию, Палестину, Малую Азию, Финикию и Закавказье, покорил Вавилон. В этой громадной державе – тогдашней Персии – уже в те времена развилось искусство садоводства. – Бахрам очевидно решил блеснуть эрудицией и, судя по тому, как шахбану поджала губы, делал он это не в первый раз. – В свое время Сократ поучал своих учеников, что повсюду, где ни появлялся персидский царь, он заботился о разведении садов, которые были полны всем лучшим и прекраснейшим, что могла породить земля. Посетителей восхищала красота симметрично посаженных деревьев, ее прямые аллеи, украшения сада и всевозможные благоухания, повсюду подымавшиеся навстречу гулявшим. Сократ отмечал геометрическую их форму, где декоративные деревья сочетались с фруктовыми, применение широкой системы ирригации и искусственных каналов и водопадов. Царские сады включали легкие сооружения изящных форм.

Иран недаром называют родиной царицы цветов – розы. Его даже называли «Гюлистан» – «Сад роз». Наши поэты Саади, Гафиз, Омар Хаям воспели розу в своих стихах. И даже персидский национальный эпос известен под названием «Гюль-Наме» – «Книга о розе». Персия – родина не только роз, но и сирени, тюльпанов, лилий, нарциссов. Я процитирую отрывок из всемирно известной книги «Тысяча и одна ночь»:

«И в зале собраний маленький садик отражался в алебастровом бассейне, в котором журчала алмазная струя, и тут всюду чувствовалась нежная и чарующая свежесть … И растения, его составляющие, были только четырех видов; да его составляли только четыре цветка. И вот первый цветок была роза, склонившаяся на своем стебельке и совершенно одинокая, не роза простых розовых кустов, но роза необыкновенная … – огонь радости, пышная заря, роза живая, светло-алая, бархатная, свежая. И второй цветок был тюльпан, сидящий прямо на своем стебельке и совершенно одинокий, но это не был тюльпан какого-нибудь царского цветника, но старинный тюльпан, выросший на крови дракона, тюльпан того вида, который цвел в Персии и окраска которого говорила кубку старого вина: «Я пьяню, не касаясь губ!» и пылающему очагу: «Я горю, но не сгораю!».

И третий цветок был гиацинт, сидящий прямо на своем стебельке и совершенно одинокий, не гиацинт обыкновенных садов, но гиацинт – мать лилий чистейшей белизны, нежный, благоухающий, хрупкий гиацинт, который говорит лебедю, выходящему из воды: «Я белее тебя!».

И четвертый цветок – была гвоздика, склонившаяся на своем стебельке и совершенно одинокая, не та вовсе гвоздика террас, которую поливают молодые девушки, но гвоздика, напоминающая раскаленный добела шар, частица восходящего солнца, флакон аромата, заключающий в себе летучую душу перца …

И ничто больше не украшало этот прохладный зал белого мрамора, за исключением этих четырех цветов вокруг бассейна. И восхищенный взор останавливался на них, не требуя ничего более»

Кстати, латинское название христианского рая – «Парадиз» – «paradise» – произошло от древнеперсидского слова «pairidaeza», обозначающего на фарси именно «сад». Марко Поло вспоминал как в общественных садах иранских земель стояли скамейки, на которых прохожие могли отдохнуть, текли ручейки, обитали множество птиц, цвели деревья, кусты, душистые растения и яркие цветы – особенно розы: мы персы обожаем розы.

Хикэри вежливо похлопала.

– Вы просто поразили меня своим интеллектом, мой шах, я даже к своему стыду не могу вспомнить ни одной японской классической сказки про цветы,

чтобы вам ее прочитать. Надеюсь, повелитель Бахрам не обидится…

– Простите меня, великая принцесса, – Юкки подошла к их столу, – но могу ли я рассказать для повелителя Бахрама японскую сказку про цветы…

– Разумеется, я и шахбану будем только рады услышать вашу сказку…

– Итак, – Юкки присела за стол рядом с Фарах. – «В древние времена, когда войны еще не раздирали на части прославленную землю Ямато, в дивном замке, скрывающимся в тиши и великолепии заливных лугов, жила чудесная принцесса Ханами, повелительница цветов окрестных земель. Принцесса жила среди своих любимейших цветов и не выходила во внешний мир, разве только для того, чтобы повидать выросшие снова цветы на лугах, полюбоваться ими, и принести особенно понравившиеся в свою оранжерею. Оранжерея занимала обширную площадь, принцесса могла прогуливаться там часами, любуясь своими питомцами и ухаживая за ними. Принцесса пела прекрасные песни своим цветам и играла для них на флейте, а они благоговейно раскачивались в такт чарующей мелодии бамбуковой флейты.

Однажды, весенним днем на закате, принцесса Ханами вышла прогуляться в луга и взяла с собой флейту. Она присела на белый камень посреди луга, поправила прическу и заиграла волшебную мелодию цветов. Цветы зачарованно покачивались, хотя ветра не было тем вечером в лугах.

Увлекшись мелодией, она, однако, заметила цветок, которого никогда не было в этих местах. С виду простенький и неприметный на первый взгляд, он зачаровал принцессу. Она долго сидела перед ним и вдыхала его аромат.

Принцесса поняла, что такой цветок здесь один, и возможно уже завтра его может не стать, и тогда она бережно откопала его, завернула корни в свой пояс и отнесла в свою обширную оранжерею, усадив на приметное место.

Несколько раз в день она приходила в оранжерею повидать своего любимца и вдохнуть его диковатый аромат. Она ухаживала за ним как могла, но цветок хирел день ото дня, и скоро должен был завянуть.

Опечаленная принцесса направилась в ближайшую деревню, в храм, где монах в летах содержал прекрасный храмовый сад и был искусным цветоводом и мастером в знании цветов и трав. Принцесса поклонилась монаху и рассказала о своей печали. Мудрый старец сказал тогда: «Дикий цветок не протянет долго в неволе, хотя бы ты ухаживаешь за ним как за своим любимым. Отнеси его обратно, усади в землю, и тогда, быть может, на следующую весну он возродится и будет радовать тебя снова, о светлейшая, но, ни в коем случае не откапывай его снова!». Принцесса опечалилась еще больше, но пообещала поступить так, как велит ей мудрый монах.

Наутро принцесса Ханами, бережно неся цветок в руках и согревая его своим теплом, отправилась в луга. Она прикопала цветок в землю, склонилась над ним и сказала: «Вернись же к жизни, прекрасный дикий цветок! Да хранит тебя ками цветов», затем она не выдержала и пролила над ним свои слезы, подобные утренним росинкам, сверкающим в траве.

Принцесса просидела так до вечера, когда уже не смогла слышать запаха своего цветка. Возвращалась назад она в темноте, когда уже над полями сверкали огоньки светлячков.

Во сне ей явился молодой человек в красивейших одеяниях цветочных тонов, а глаза его сияли как звезды в ясной ночи. Он преклонил колено и молвил:

«Благодарю тебя, прекрасная принцесса Ханами! Ты спасла меня тогда, когда я уже готов был покинуть этот мир. Я отправлюсь на покой и восстановлю силы, а в следующую весну ты сможешь найти меня там же, где впервые мы встретились с тобой. Прощай, повелительница цветов. Я помню о тебе и жду…». Принцесса проснулась ранним утром и расплакалась. Совершив утренний обход оранжереи, как молитву своим цветам, она отправилась в храм к «монаху-цветоводу», рассказала ему историю прошлого дня, чем погрузила монаха в глубокие раздумия.