Дочь солнца. Хатшепсут
Шрифт:
С дорожки раздался пронзительный крик. Сенмут вздрогнул и выпрямился. В следующий миг он молча проклял несвоевременную помеху. Дети всего-навсего поссорились из-за котёнка. Они вырывали его друг у друга, а он жалобно мяукал. Но Нефер завизжала; Хатшепсут сорвалась с кресла и бросилась вниз по лестнице, тут же позабыв обо всём на свете. Сенмуту не оставалось ничего другого, как последовать за ней.
— Тот! Осторожнее! Бедное создание, вы убьёте его! Нефер, что на сей раз случилось? — сердито воскликнула Хатшепсут. Тот вырвал котёнка из объятий Нефер,
— Он не её, он мой, госпожа Шесу! Он мой!
— Так и будет, — Сенмут шепнул Хатшепсут. — Он вырвет и Египет из её рук.
Хатшепсут вспыхнула и стиснула зубы крепче, чем мальчик.
— Тот, сейчас же отдай котёнка Нефер.
Тот поднял широко раскрытые глаза, а затем бросил котёнка, будто обжёгся об него. Хатшепсут повернулась, чтобы успокоить дочь, а взгляд мальчика упёрся в глаза Сенмута. Сенмут встретил его холодно. «Амон проклял этого мальчишку, — подумал он. — Да, и фараона — за то, что он породил его!» — быстро добавил он про себя, словно опасаясь, что боги услышат его мысли. Из-за этого ублюдка рабыни его мечта о строительстве прекраснейшего в мире храма останется всего лишь мечтой...
Мальчик неожиданно повернулся и побежал через лужайку к большому тамариску. Умиротворённая маленькая царевна не спеша последовала за ним, довольная тем, что котёнок оказался у неё. Сенмут взглянул в лицо Хатшепсут и сказал, чрезвычайно осторожно подбирая слова:
— Отошлите мальчика прочь! В Вавилонию, на Острова, куда-нибудь, чтобы он был подальше от Египта! Разве вы не понимаете...
— Сенмут, замолчи! — Тон царицы остановил его доводы. Оба беспокойно вглядывались в глаза друг другу. — Вавилония... во имя Амона! Я даже не знаю, где это, — вздохнув, сказала она. — Как ты можешь быть настолько безжалостным?
— Когда это касается ваших интересов... — пробормотал он.
— Здесь им ничто не угрожает. — Глаза Хатшепсут сверкнули и упёрлись в пространство. Затем она решительно повернулась и заявила: — Сенмут, я хочу тебе что-то сказать. Тот никогда не будет фараоном. Мой родной сын опередит его.
— Ваш родной сын?
— Да. Я беременна уже несколько недель.
Язык присох к гортани Сенмута. Он почувствовал, как кровь прихлынула к его голове и застучала в ней. Невозможно было поверить, что вот таким образом, без видимых причин, вопреки всякой логике рухнуло основание всех его построений. Прямой наследник так же мешал его планам, как и побочный, даже больше. Хатшепсут одним жестом переодела его из роскошных одеяний в ветошь, оставила с пустыми руками. На мгновение он испытал неодолимое желание грубо схватить её, потрясти и заставить признаться в обмане.
— Да, помилует тебя Амон, Сенмут... Ты что, увидел хефт? Скажи хоть что-нибудь.
— Я поздравляю вас. — Голос, которым он произнёс эти слова, был совсем не похож на его собственный.
Она улыбнулась и продолжала со странным выражением рассматривать жреца. Сенмуту казалось, что
— И когда вы рассчитываете родить этого ребёнка? — выпалил он.
— Во время следующего разлива Нила. Не говори «ребёнка». Это будет мальчик.
Сенмут наконец нащупал ногой твёрдую землю.
— А если будет девочка?
— Это не будет девочка, Сенмут! Это будет мой сын, которого я ждала все эти годы. Сын бога Амона, моего отца.
На последних словах она сделала несильное, но отчётливое ударение. Царица пыталась убедить себя, что это действительно будет сын? Или сделала это бессознательно, стараясь отказать фараону в родстве с её сыном? Но чем бы ни была порождена эта реакция, она подкрепляла положение Сенмута. Он медленно выдохнул и овладел собой.
— Да защитит вас Великая Матерь Нут в ваш час, — сказал он, старательно имитируя свой обычный тон.
Стандартная реплика помогла без неловкости прервать обсуждение темы, и они больше не возвращались к ней. Они ещё прошлись по саду, болтая о всякой всячине, но Сенмут при первой же возможности расстался с царицей. Ему было крайне необходимо остаться в одиночестве, чтобы осмыслить положение и попытаться найти более убедительные доводы. Никогда ещё он не получал более яркого доказательства, что человек — всего-навсего игрушка в руках богов.
Тот смотрел, как он уходит, из безопасного убежища на костлявых, но уютных старых коленях Яхмоса. Его руки всё ещё ощущали мягкую шкурку котёнка, а сердце — пустоту его потери. Он провожал глазами высокого человека, пока тот не скрылся за воротами. Затем мальчик отвернулся, чувствуя себя странно несчастным то ли из-за котёнка, то ли из-за холодных чёрных глаз человека и его неискренней улыбки. Этот человек был виноват в том, что Тот лишился котёнка. Он что-то сказал, и госпожа Шесу разгневалась, очень разгневалась — не на этого человека, а на него.
Он смотрел на колени Яхмоса и ощущал руками складки прикрывавшего их грубого полотна.
— Яхмос, — тихо сказал Тот.
— Слушаю тебя.
Он чувствовал, как руки старика успокаивающе похлопывают его по спине, но тем не менее продолжил:
— Яхмос, я не люблю этого человека.
— Не любишь, маленький?
— Да.
Яхмос откашлялся, глядя в пространство поверх пруда.
— Многие люди являются сюда, а когда поговоришь с ними всего разок, кажутся совсем не такими, как на первый взгляд.
— Он взял моего котёнка. Он был мой, а не Нефер. Его дал мне Нехси, дал мне одному, а этот человек отнял его у меня. Я скажу госпоже Шесу.
— Я не стал бы говорить госпоже Шесу, — быстро ответил Яхмос. Тот поднял глаза и вгляделся в любимое морщинистое старческое лицо.
— Госпожа Шесу любит его? — негромко спросил Тот.
— Это очень умный человек, — сказал Яхмос. — Он занимается очень важными делами в храме.
Подумав несколько секунд, Тот сказал:
— Яхмос, он мне всё равно не нравится.