Дочь Сталина. Последнее интервью
Шрифт:
Общались мы в основном с людьми творческими: художниками, скульпторами, артистами, музыкантами. Удивительно творческая страна! Оля, хорошо певшая, игравшая, легко танцующая, рисующая акварелью, была здесь как рыба в воде. Мои тревоги за нее понемногу улеглись.
Одной из причин моей поездки в Грузию был, можно сказать, «зов предков». Мне очень хотелось разыскать родственников со стороны отца и матери, припасть, что называется, к корням. И странно, но именно на этом пути я вдруг почувствовала официозный холодок, нежелание помочь мне. Это произошло на встрече с тогдашним руководителем Грузии Шеварднадзе. Он прямо сказал, что мне не надо этим заниматься. Я думаю, чиновникам было, что скрывать. Видно, после хрущевских разоблачений вся родня отца и матери
Музей, как всегда, было полон народа. Разноязыкая толпа из разных стран мира. Этот интерес людей тоже взволновал нас. Но мы вели себя тихо, не вмешиваясь в разговоры и рассказы экскурсоводов. Мне кажется, Оля многое поняла в этой лачуге у подножия горы, на которой возвышался княжеский замок, а дальше снежные вершины».
Слушая эти вполне благостные воспоминания, трудно было понять, что же в результате не сложилось и в Грузии. Может быть, дело было в том, что ей снова стали предъявлять счета как дочери «великого» или «проклятого» Сталина. «Обожатели» пытались втянуть ее в общественную жизнь, приглашали на всяческие мероприятия, встречи, от которых Светлана категорически отказывалась, а противостоящих им нетрудно было узнать по гневным взглядам и ненавидящим глазам. Закавказская республика пострадала от репрессий больше других регионов СССР. Целое поколение интеллигенции, людей искусства, партийных работников было стерто с лица земли. Для грузин, которых на земле меньше двух миллионов, потери невосполнимые. Власти же всячески давали понять, что она здесь желанный гость, пока на это благосклонно смотрят в Москве. И потом, конечно же, характер, который в ее случае воистину судьба.
Из интервью Киры Политковской-Аллилуевой:
«После невразумительных и не очень радостных встреч в Москве Светлана неожиданно позвала меня приехать в Тбилиси. Здесь у меня было время присмотреться к ней повнимательнее, пожить какое-то время вместе с ней и Олей.
Хочу сказать, что она очень сильно изменилась. За 17 с лишним лет скитаний и испытаний на чужбине исчезли наши семейные «Аллилуевские» черты: мягкость, доброжелательность, родственная близость. Все у нее стало вызывать протест и раздражение. Казалось бы, пустяковый пример. В юности мы со Светкой очень любили ходить в театры, в оперу, на балет. Когда я приехала в Тбилиси, то каждый вечер бывала на спектаклях концертах. Тащила с собой Светлану, но она отказывалась. Один только раз вместе пошли в театр, и она меня извела своим постоянным бурчанием: актеры плохие, сцена не так оформлена, даже занавеса нет. Я говорю, что уже давно в театрах так играют, другие теперь времена. А она - все свое. Отношения с дочкой тоже были тяжелые.
Ольга еще та штучка! Избалованная, взбалмошная, одни развлечения на уме. Все они там такие, что ли? Целыми днями ничего не делает. С матерью постоянно бранится. Тяжело было с ними.
Да к тому же в Тбилиси пришло письмо от Кати с Камчатки. Я знала, что, когда Светлана была в Москве, Катя тоже приезжала, но не захотела ее видеть. И вот это письмо! Как Светлана его ждала! И что же получила? Она показала мне это послание, в котором дочь писала, что не прощает ее и не простит никогда, требовала, чтобы мать не пыталась установить с ней контакт и не вмешивалась в ее жизнь. А в конце такая жестокая строчка, что, мол, желаю Ольге терпения и упорства и латинское DIXI. Светлана сказала, что это значит: судья сказал. Приговор то есть.
Сестра сказала мне, что ее рассмешил этот приговор дочери. Да какой уж тут смех! Я же понимала, что творится у нее на душе. Зачем она вернулась в страну, где не нужна ни детям, ни родственникам, ни прежним друзьям? Наверное, надеялась на понимание, а значит, и на прощение. Она все твердила мне, что не понимает, как дети могли забыть годы счастливой жизни, проведенные с ней в детстве,
Как и всегда в трудные, переломные моменты жизни, Светлана Иосифовна попыталась вновь окунуться в религию. Так было после смерти отца, когда она приняла православное крещение, потом индийская история и увлечение индуизмом, попытка жизни в монастыре после прибытия в Европу и, наконец, вступление в католичество перед женитьбой в Америке. Теперь в Тбилиси она пришла к католикосу, отстаивала службы в православном храме, исповедовалась, но ни слова не сказала о своем католичестве. Видимо, вера была для нее лишь спасительной соломинкой, но не душевной потребностью. Ни церковь, ни родина предков, ни успехи Ольги в познании грузинской культуры и языка не могли уже сдержать ее мятежных порывов. Она засиделась на месте, где ничего не удерживает.
Из интервью Светланы Аллилуевой:
«Прошел почти год нашей жизни в Грузии, когда однажды я поняла, что мы в родной стране никому не нужны. Я стала задумываться: не уехать ли обратно в Америку или Англию? А еще через полгода написала письмо Горбачеву, который тогда уже пришел к власти. Я просила разрешения на выезд из СССР, которое в те времена требовалось каждому гражданину страны, а я ведь вновь стала советской подданной. Господи, какая же это была глупость! Горбачев не ответил. Мне опять, как и восемнадцать лет назад, пришлось биться за право быть собой, самой распоряжаться жизнью своей и дочери.
Боже, сколько за это время сменилось советских властителей, но суть бесчеловечной власти осталась неизменной! И они еще смели обливать грязью моего отца, хотя сами были худшим вариантом продолжателей его дела!
В общем, все случилось, как в плохой мелодраме. В ее последнем и первом актах все события и факты были подогнаны и выстроены так, что абсолютно совпали. Совпадения были почти мистические - разница была только в персонажах. Перед отъездом в Индию меня «напутствовал» Косыгин, а теперь Егор Лигачев. И так же, как тогда Косыгиным, была им сказана фраза: «Только ведите себя хорошо!» И еще большая послышалась мне в ней угроза. Они требовали, чтобы я молчала, не писала книг, не давала интервью - просто исчезла. Удивительно, но они продолжали меня бояться, а мне было не до всего: скорее бы уже Оля улетела в Англию продолжать учебу, аяв Америку устраивать житейские дела. Только в самолете я успокоилась».
Итак, иллюзорная картина возвращения «блудного сына» на деле обернулась затянувшейся и не очень удачной туристической поездкой, а столь ожидаемое восстановление семейных связей - их полным разрушением. Интересно, что спустя годы в своей «Книге для внучек» дан в интервью с нами Светлана Иосифовна отказывалась признать все происшедшее ошибкой.
Из интервью Светланы Аллилуевой:
«Жизнь научила меня, что никогда не надо жалеть ни о чем. Даже самое худшее, что случается, имеет свое значение в общей картине судьбы. В конце концов, мне же надо было увидеть родные места, братьев и сестер, старых друзей. Я должна была и Олю познакомить с тем, что она наследует. Без этого опыта наша с ней жизнь была бы неполной, недосказанной, неестественной».
«Никогда ни о чем не жалеть. Нести свой крест до конца.» Она множество раз повторяла эти мысли, ссылаясь при этом, как на «жития святых», на судьбы всех «Аллилуевских» женщин. Конечно, параллель здесь была прямая: все они были самоотверженными, решительными, шли до конца. Бабушка, Ольга Евгеньевна, еще совсем девчонкой бежала из родного обеспеченного дома к своему юному возлюбленному. Мама, Надежда Сергеевна, почти в точности повторила этот путь, который закончился роковым выстрелом в кремлевской квартире. Родная тетка, Анна Сергеевна, проведя много лет в лагерях, самоотверженно добивалась реабилитации мужа. В результате - безумие. Двоюродная сестра Кира, посаженная молоденькой начинающей актрисой в тюрьму, отказалась просить об освобождении своего дядю Иосифа.