Дочь Тора
Шрифт:
Фаллон закачался, его рука внезапно оцепенела от удара. Оглушенный, он очутился на полу, совершенно неспособный понимать, как девушка владеет такой силой. Он увидел внушенный страх на лице Хелверсона, изумление и внезапное облегчение у Хейзинга.
Но самые четкие в его ошеломленном видении были высокомерные синие глаза Бринхилд. Волшебная хозяйка молний смотрела с прохладным презрением, и неблагоразумный гнев и отчаяние в этот кульминационный момент охватили Фаллона.
Не учитывая последствий, он помчался вперед к девушке на возвышении.
Глава IV
Волшебная угроза
Бринхилд
— Мой Бог! — удивленно произнес американец, уставившись на девушку неверящими глазами.
Рев гнева донесся от капитанов сонма богов. Один из них — высокий, угрюмолицый вождь, замахнулся мечом на Фаллона.
— Подожди, Тиалфи! — отдала команду серебряным голосом Бринхилд. — Я не говорила, чтобы этот человек должен быть убит.
Капитан по имени Тиалфи остановился, но сердито произнес:
— И почему он не должен быть убит, когда он посмел угрожать одному из нас, сонма богов?
— Я управляю сонмом богов, кузен Тиалфи, — напомнила она властно. — Ты растешь таким самонадеянным, как и твой отец Локи, как я думаю.
Она мягко засмеялась, переведя взгляд на Фаллона.
— Этот чужестранец имеет храбрость, даже не смотря на то, что он не из северного народа. И все же он не должен умереть.
Фаллон стоял все еще буквально ошеломленным невероятным явлением, которое почти стоило ему жизни. Была ли эта дико красивая девушка человеком? Может ли любой человек вызвать такое пламя искр молний? Может ли любой, как богиня, выпустить такие силы? Богиня, которая может управлять самими элементами природы?
Волшебство из сверхчеловеческих усилий исходило от этой девушки как материальная и ужасная аура.
Испуганный шепот Хелверсона подтвердил кружение его мыслей.
— Она действительно дочь Тора, штормового бога молний.
Бринхилд услышала норвежца, и кивнула на его справедливые слова.
— Да, скандинав. Я — дочь Тора и внучка Одина. И хотя Тор и Один теперь ушли, я придерживаюсь их мудрости и их силы.
Виктор Хейзинг вышел вперед. Изумление на красивом лице блондина-нациста теперь изменилось на затаившееся волнение.
— Принцесса, я никогда не сомневался относительно вашей силы, — проговорил быстро немец. — И все же я изумлен всеми этими вещами. Мои собственные люди три тысячи лет почитали имя Одина, Тора и остальных из сонма богов и мы даже мечтать не могли, что кто-нибудь из вас все еще существует. Вы действительно древние боги?
Бринхилд размышляла.
— Мы боги? Вы из Внешнего мира всегда мыслили так. Я помню, как ваш мир приветствовал меня и моих слуг-валькирий как богинь, когда мы заехали далеко, тысячу ваших лет назад.
— Тысячу лет назад? — удивился Хейзинг. — Прошу прощения, принцесса, я, конечно же, даже не думаю сомневаться, что вы, сонм богов, бессмертен…
— Я не сказала, что мы бессмертны, — нетерпеливо ответила Бринхилд. — Тысяча лет из вашего Внешнего мира равняется только десяти нашим годам. Время в этой долине медленнее, в сотню раз медленнее.
Момент этого открытия пробудил сознание Фаллона к жизни. Возможно ли такое, что именно на этом зиждется вся удивительная тайна этой
— Вы не поняли бы, если бы я стала вам объяснять, — продолжила Бринхилд высокомерно. — Ваши познания основываются только на практической науке материи и машин. Вы ничего не знаете про более глубокую мудрость космической власти и сил, которые мы, сонм богов, изучали здесь.
Ее блестящие синие глаза размышляли.
— Я скажу, что это все — признак времени или измерения космоса. И космос, поскольку в настоящее время вы только начинаете изучать, не является статическим, а кривой, расширяющейся сферой. Напряжение из расширения вызывает ошибки или слабые пятна в тех местах сферы «пространство-время», где время видится в перспективе. Эта долина — такое пятно. Год в нашей долине равняется ста годам снаружи. Это были три тысячи ваших лет назад, когда мои люди, сонм богов, нашел эту волшебную долину. Они были всего лишь одной из норвежских рас того времени, воинственные викинги, которые следовали за их вождем Одином через северные, более дикие места в поисках нового дома. Они натолкнулись на эту долину и обосновались здесь, назвали город Асгард. Три тысячи ваших лет назад это было — и только тридцать наших лет! Здесь, под мудрым лидерством Одина, мои люди построили дома. И здесь Один и его сын Тор глубоко исследовали космические силы, которые занесло в центр этой ошибочной сферы «пространство-время», и получили для себя такие возможности, о которых ваш Внешний мир и не знает.
Лицо Бринхилд покрылось мечтательностью.
— Я родилась в этой долине, в Асгарде, двадцать лет назад по моему времени и две тысячи лет назад, по-вашему. Я была всего лишь маленьким ребенком, когда мой дедушка Один и отец Тор преподали мне первые уроки их мудрости. Мы сонм богов были тогда великими. Слух о наших возможностях и сверхчеловеческой длине жизни распространился во Внешнем мире, и Нортленд стал поклоняться нам, как богам.
Горечь появилась в ее голосе.
— Но гордыня и амбиции среди нас принесла трагедию, когда я была еще ребенком. Кузен моего собственного отца, лукавый и злой Локи, захотел стать правителем сонма богов. Произошло ужасное сражение, когда восстал Локи, в котором погиб не только он, но и встретили смерть Один и мой отец Тор.
Вождь сонма богов по имени Тиалфи сделал сердитый протест Бринхилд:
— Может, ты никогда не забудешь восстание моего отца? Все теперь давно мертво и поросло быльем.
Глаза девушки вспыхнули на мгновение, но затем она расслабилась.
— Да, все теперь — мертвое прошлое, — допустила она. — Все вы знаете, что я никогда не отождествляю злодеяния твоего отца с тобой, Тиалфи. Ты тогда был всего лишь ребенком, как и я.
Ее золотая голова гордо поднялась.
— Но как раз тогда, когда я была ребенком, я успела получить возможности сонма богов, и унаследовала способности Одина и моего отца Тора получить власть над естественными силами природы.
— И Вы управляли нами с мудростью, племянница Бринхилд, — лояльно объявил жестколицый Тир. — Это не ваша ошибка, что такая жизнь стала ручной и утомительной для нас в этой мирной долине.
— Этот простой, и невыразительный мир утомляет меня, — воскликнула почти в отчаянии Бринхилд. — Мы, сонм богов, были созданы для войны, а не для пустого проживания. Наши жизни ржавеют и гниют здесь, вдали, без радости сражения.
Она сделала презрительный жест.
— Но нам без пользы оставить нашу долину для Внешнего мира. До сих пор, ручной и позорный мир правит там, в Нортленде, сотни их лет.