Дочь викинга
Шрифт:
До этого у Руны болел только живот, теперь же невыносимо застучало в висках.
– Да замолчи ты, Тир! – закричала она, не зная, что хуже, его побои или его истории.
– Ну что ты! Самое интересное только начинается! – восторженно воскликнул северянин. – Великан готов был отпустить Локи, если тот приведет ему Идун, дочь Одина. Этот орел… то есть великан, который принял облик орла… уже давно был влюблен в эту богиню. Идун была прелестной юной девицей. Она все время сидела под яблоневым деревом, сторожа плоды вечной молодости. Да, Идун была красива, но глупа. Локи даже не пришлось прилагать особых усилий, чтобы выманить ее из Асгарда. А за вратами
– Заткнись!!! – заорала Руна.
– Но почему? Мне кажется, эта история очень схожа с нашей судьбой. Этот орел словно Роллон. Если ему захочется, он сможет испортить мне жизнь. Чтобы добиться власти, мне нужно отвезти Роллону прекрасную Идун… то есть Гизелу. – Тир помолчал. – А это в свою очередь означает, что принцесса мне нужна, а ты нет.
Тир подошел к Руне, присел рядом с ней на корточки и задумался. Северянке едва удалось скрыть отвращение.
– Но если ты убьешь меня, то не сможешь и дальше мучить своими историями, – выдавила она.
– Да, это было бы весьма прискорбно. – Тир задумчиво кивнул. – Но что же мне делать? То, что разумно? Или ТО, что приятно? И зачем мне вообще принимать это решение? В этом мире нет порядка, только хаос. А единственное, что следует законам хаоса, – это случайность. Значит, предоставим твою жизнь на волю случая.
С этими словами северянин открыл кожаный мешочек, висевший у него на шее. Руна ожидала, что он достанет оттуда сушеные грибы, затуманивавшие разум и делавшие мир ярче, но в руках Тира блеснула серебряная монетка. Для Руны такие монеты были в диковинку – на севере обменивались товарами и не пользовались деньгами. Раньше Руна видела такое лишь однажды – отец показал ей монету и объяснил, что она сделана из серебра. На одной стороне монеты был изображен Один, на другой – чудовище.
– Да, – повторил Тир, – пускай все решит случай. Он ухмыльнулся. – Мои дальнейшие действия зависят от того, какой стороной упадет монета. Один – значит жизнь. Чудовище – смерть.
Тир подбросил монету. Руна с трудом сдержала дрожь, глядя, как монетка покатилась по земле и упала. Тир с любопытством заглянул ей в лицо, но северянка старалась оставаться спокойной. Сейчас она думала об Азрун. «Ох, бабушка, – вздохнула она. – Бабушка…»
Наконец Тир поднял монетку, но так и не показал Руне, какой стороной она упала. Он потрепал пленницу по щеке, будто та была маленькой девочкой, нуждавшейся в утешении. Руну передернуло от его прикосновения. Она плюнула ему прямо в лицо.
Тир отдернул руку.
– Эй, это невежливо! – сделанной обидой протянул он.
А затем поднес руку к ее лицу. В руке он сжимал нож.
Монастырь Святого Амброзия, Нормандия, осень 936 года
Кое-кто из сестер остался молиться в церкви, но некоторые монахини не смогли бы успокоиться даже пред ликом Всевышнего. Они предпочли вернуться в трапезную, надеясь присоединиться к матушке настоятельнице и Арвиду. Впереди всех шли сестра-наместница и сестра-келарь. Им не терпелось выяснить, кто же там, снаружи. Да и Матильде хотелось поговорить, это желание отчетливо отражалось на ее юном личике. Впрочем, Матильду сейчас интересовали не столько загадочные враги, сколько слова настоятельницы. Почему Арвид не знает, кто он? Почему не знает этого и матушка?
Но Матильда так и не заговорила – она стеснялась и настоятельницы, и Арвида, и теперь
Настоятельница же сохраняла спокойствие. Несмотря ни на что, была от нападения этих иродов и польза: чувство вины и тоска исчезли, сменившись лихорадочным возбуждением. Сейчас, когда пришла беда, будущее стало важнее прошлого. Да, Арвид мог справедливо упрекнуть ее в том, что раньше она проявила трусость. Но не теперь!
Прежде чем угрызения совести исчезли, сменившись упрямством, удары стихли, и воцарившаяся тишина оказалась еще страшнее шума. Словно темные тучи встали над монастырем и из них вот-вот готова была ударить молния.
– Вы думаете… думаете… – К настоятельнице подошла сестра-наместница.
Конечно же, матушка не верила в то, что эта тишина – добрый знак.
– Я ведь сказала вам, чтобы вы спрятались в церкви! – строго произнесла она, переводя взгляд с побелевшей от страха Матильды на сестру-келаря и наместницу.
Матильда чуть не оступилась, так резко она повернулась. И все же девушка повиновалась. Ее примеру последовали и остальные, и только сестра-наместница осталась рядом с настоятельницей.
– Я знаю, что вы отреклись от своей должности, но никто не может утешить и успокоить сестер так, как вы. А ведь монахини уже представляют себе, что будет с ними, когда они попадут в руки язычников.
– Мы не знаем, язычники ли это, – возразила настоятельница. – Норманны, поселившиеся на этих землях, приняли христианскую веру и уже давно живут по законам Господа нашего, как и франки. Они защитят нас от своих соплеменников, до сих пор совершающих набеги на наши берега.
Наместница покачала головой.
– Да, они стараются защитить нас. Но вы, как и все мы, знаете, что им не всегда удается дать отпор разбойникам. Народы севера славятся своей дикостью. Говорят, они были бы непобедимы, как войско Навуходоносора, как персы во главе с царем Киром, как македонцы во главе с Александром, если бы жили по закону Божьему и сумели объединиться, чтобы ими правил один король.
Аренд выслушал ее тираду, низко склонив голову, но в какой-то момент не сдержался:
– Жестокие убийцы есть и среди франков! – Юноша сжал кулаки.
В этот миг их взгляды встретились.
Но наместница лишь отмахнулась. Она не обратила внимания на слова Арвида и продолжила речь о необузданности язычников. Конечно, монахиня испытывала страх и отчаяние, но настоятельнице показалось, что сестра-наместница хочет хоть как-то объяснить происходящее, привнести порядок в разбушевавшийся хаос. То, что за воротами стоят норманны, ужасно. Но страх перед неизвестным был еще сильнее. Северяне хотя бы представляли собой знакомую угрозу.