Дочь Востока. Автобиография
Шрифт:
14
ЗАМУЖЕСТВО
Личная жизнь моя радикально изменилась 29 июля 1987 года, когда я согласилась выйти замуж по выбору моей семьи. Столь традиционный брачный союз оказался неизбежной платой за мой личный выбор образа жизни, за вступление в политическую борьбу. Мое чрезмерно заметное положение как лидера партии исключало возможность нормального развития событий: знакомство с мужчиной, сближение, брак. Любой «внеслужебный» контакт с лицом мужского пола неизбежно вызвал бы взрыв сплетен и домыслов, без которых и так-то
Для весьма и весьма многих жителей Востока такая форма брака и по сей день, скорее, норма, чем исключение. Однако мои родители заключили брак по любви, на основании собственного взаимного желания, и я поначалу не сомневалась, что последую их примеру. Зондаж насчет моих планов об устройстве личной жизни начался, когда я училась в Рэдклиффе. Родом я из одной из древнейших и известнейших семей Пакистана, а тогда стала к тому же дочерью премьер-министра.
Студенткой американского колледжа во времена пышного цвета «женского движения» я, разумеется, не сомневалась, что брак и карьера совместимы и ничуть не мешают друг другу. Я верила — как верю и сейчас, — что женщина может совмещать профессиональную жизнь, жизнь с мужем и воспитание детей. И представляла себе, что брак заключу с человеком, столь же заинтересованном в своей карьере, как и я в своей.
Военный переворот все изменил. Хотя мне не перестали напоминать о необходимости вступить в брак, в первые годы военного положения я отказывалась даже разговаривать на эту тему. Как могла я наслаждаться счастьем личной жизни, когда отец томился за решеткой, а жизнь его висела на волоске.
После убийства отца я даже слышать не хотела никаких намеков на брак. По традиции после смерти старшего или уважаемого члена семьи Бхутто браки членами семейства не заключаются в течение года. Но меня смерть отца настолько потрясла, что, когда мать в 1980 году затронула тему моего замужества, я попросила ее подождать еще два года. И дело не только в уважении к памяти отца, а в том, что меня переполняла личная скорбь.
Отец часто затрагивал тему нашего будущего брака в разговорах со мною и Санам, когда мы еще были малыми детьми. «Нет-нет, не хочу я вас замуж отдавать, — смеялся он. — Да ведь придется, никуда не денешься. Но если вы придете ко мне в гости из дома мужей ваших и я увижу хоть одну слезинку в ваших глазах, услышу, что голос у вас дрожит, — сразу поеду к вашим мужьям и отлуплю их толстой палкой, а вас заберу обратно домой». Конечно, он шутил, но сцены эти запомнились и тоже наполняли меня печалью. О замужестве думать не хотелось.
Когда прошли обещанные мною матери два года, я оказалась в тюрьме. Тоже неподходящее место для брачных мечтаний. Через три года меня выпустили, в Англии мать возобновила старые разговоры о браке, но я отговаривалась тем, что после одиночного заключения трудно схожусь с людьми, что надо мне сначала привыкнуть к нормальной жизни с окружающими вообще, а уж потом думать о столь близких контактах, как супружеские. И действительно, с трудом давались беседы даже с близкими людьми, малейший шум заставлял меня иной раз подпрыгнуть. «Надо сначала определиться с собой, — говорила я матери. — Надо войти в колею нормальной жизни».
Свободный воздух Англии и все исцеляющее время приводили меня в норму, а народ по-прежнему обсуждал моих потенциальных женихов. Родственники то и дело подсовывали «идеальные» кандидатуры, коллеги и подруги тоже не переставали советовать с разной степенью серьезности
— Ну, до Беназир ему далеко, но читать он любит, — ответил на последний вопрос Хаким Али, бывший член Национальной ассамблеи, а ныне вице-президент Национальной партии Авами, состоящий в ДВД. Тетя Манна — давняя знакомая семьи Зардари, однако пожелала лично ознакомиться с потенциальным женихом. Доставленный к ней в гости, о ней приглянулся: ладный, стройный, спортивный. Удовлетворенная во всех отношениях, тетя Манна, не откладывая делав долгий ящик, тут же позвонила в Лондон матери. Но очередная трагедия сорвала матримониальные планы.
Убийство Шаха потрясло нас всех. Матери я заявила, что замужество откладывается на год, а то и на два. Я даже не поинтересовалась, как зовут моего предполагаемого жениха из клана Зардари.
Тетушка Манна, однако, не поступилась своим кандидатом. Когда я вернулась в Пакистан в 1986 году, она тут же принялась меня уговаривать, склонять к браку с сыном семьи Зардари, наследником вождя стотысячного племени. Несколько столетий прошло с той поры, как племя Зардари переселилось из иранского Белуджистана и осело в Синдхе, в округе Навабшах. Именно здесь Асиф Зардари и осуществлял общий контроль работы управляющих семейными фермами и угодьями.
— Очень, очень хорош. Милейший молодой человек. И по возрасту подходит, — ворковала тетя Манна. — Семья на земле, как и мы. И политикой занимаются. Ко мне промышленники да финансисты сватались из Лахора и Пешавара, но лучше наш, из Синдха. Он и обычаи наши знает, людей наших лучше поймет.
Я, однако, плохо вникала в щебетанье тетушки. Вновь обретенная свобода пьянила меня. В любое время можно покинуть дом, отправиться куда пожелаешь, можно работать, встречаться с друзьями, путешествовать…
— Дай мне немного прийти в себя, — просила я ее.
Но тетя Манна не унималась. Не предупредив меня, она договорилась с кузиной Фахри, и та пригласила Асифа в гости в ноябре 1986 года, через семь месяцев после моего возвращения в Пакистан. А Асифа, чтобы он произвел на меня наилучшее впечатление, она убедила облачиться в европейский костюм вместо экзотического наряда белуджей, предпочитаемого Асифом даже на улицах Лондона. Дождавшись наиболее подходящего, по ее мнению, момента, она представила нас друг другу. Поскольку я не удосужилась узнать имя предполагаемого жениха раньше, то и не поняла, кого мне представляют. Первый наш разговор в качестве единственной зацепки в памяти оставил лишь спор, тут же вспыхнувший между нами, не помню даже, на какую тему. Тетушка Манна, однако, бдительно следила за соблюдением приличий и не дала нам общаться слишком долго, чтобы не возбудить излишних сплетен. Она послала кого-то за Асифом, и я облегченно вздохнула. Проведя весь день в ожесточенных дискуссиях с товарищами по партии, я не хотела и вечер тратить на пререкания.