Дочь времени
Шрифт:
— Да, похоже. Вы запомнили даты?
— Конечно. Они у меня записаны. Кройлэндская хроника — 1483 год, конец лета. Монах пишет, что появились слухи, будто мальчики убиты, но никто не знает, что именно произошло, а оскорбительное выступление канцлера состоялось в январе 1484 года.
— Чудесно, — сказал Грант.
— Скажите, зачем вам понадобилось еще одно упоминание убийства?
— Двойная проверка. Вы знаете, где находится Кройлэнд?
— В стране болот.
— В стране болот!.. Возле Или. Именно там, в стране болот, отсиживался Мортон после бегства.
— Мортон! Ну конечно же! Следовательно, если слухи
— Мортон! — повторил Каррадин, словно пробуя ненавистное имя на вкус. — Как только мы натыкаемся на очередное сомнительное дельце, вы тотчас вытаскиваете на свет Мортона.
— А, вы тоже это заметили!
— Он стал душой заговора еще до коронации Ричарда. Мортон поддерживал восстание и когда Ричард уже был коронован. Вот и теперь след вел во Францию, липкий, как у улитки, разрушающей все на своем пути.
— Ну, насчет улитки, — это всего лишь эмоции. С ней в суд не пойдешь. Однако у меня нет никаких сомнений насчет его деятельности после бегства из Англии. Мортон вместе со своим приспешником Кристофером Варвиком изо всех сил старался во славу Генриха, поэтому для возбуждения ненависти к Ричарду бессчетно «посылал храбрые письма и отправлял тайных гонцов» в Англию.
— Так-так. Я, конечно, не знаю, с чем можно идти в суд, а с чем нет, но мне кажется, что идти по следу улитки не запрещается… Вы не запрещаете? Я уверен, Мортон занялся подпольной деятельностью еще до того, как перебрался во Францию.
— Безусловно. Для него смещение Ричарда было делом жизни или смерти. Пока Ричард сидел на троне, он и думать не мог о карьере. Он был человеком конченым. Значит, у него не оставалось выбора. Он всего лишился, кроме того, что положено было простому священнику. Это он-то, Джон Мортон! Без пяти минут архиепископ! А вот Генрих Тюдор, которому он, несомненно, помог, сделал его архиепископом Кентерберийским, а потом кардиналом. Да, так-то вот. Мортону было жизненно необходимо свергнуть Ричарда.
— Это был человек, — сказал Брент, — который идеально соответствует миссии разрушения. Вряд ли он был способен на сомнения. Слушок об известном нам детоубийстве он сочинил играючи.
— Но все-таки не надо забывать о том, что он, возможно, сам в это верил, — возразил Грант, чья привычка полагаться только на неопровержимые доказательства победила в нем даже неприязнь к Мортону.
— Верил, что мальчики убиты?
— А почему бы и нет? Вдруг это придумал кто-то другой? Не надо забывать, что страна просто кишела ланкастерскими сказками, придуманными многочисленными недоброжелателями просто так и не просто так. Он мог всего-навсего ухватиться за последнюю и…
— Хм. Я не освобождаю его от ответственности за помощь убийце. — В тоне, каким Брент произнес это, звучали саркастические ноты.
Грант улыбнулся.
— Возможно, — сказал он. — Ну, что еще вы нашли о кройлэндском монахе?
— Кое-что полезное. После того как я с испугу послал вам первую телеграмму, обнаружилось, что он никак не пострадал за свои, скажем, взгляды, потому что у него их не было. Он всего-навсего прилежно записывал сплетни, которые доходили
— Интересно, даже кройлэндский монах знал, на ком был женат Эдуард.
— Да. Елизавету Льюси святой Мор выдумал гораздо позднее.
— Не говоря уж о совершенно немыслимой истории, будто Ричард обосновал свое право на корону грехами матери.
— То есть?
— Он пишет, будто Ричард заявил, что у Эдуарда и Георга был другой отец, следовательно, он, Ричард, единственный законный сын и наследник.
— Святой Мор мог придумать что-нибудь и получше, — заметил юный Каррадин.
— Мог. Если учесть, что Ричард жил в то время в Доме своей матери.
— Да, да. Я совсем забыл. Полицейского из меня не выйдет. А может, вы правы, и Мортон был всего лишь носителем слуха? Представляете, вдруг этот слух выплывет где-нибудь еще? И даже раньше?
— Все может быть. Но ставлю пятьдесят фунтов, что не выплывет. Вряд ли он был широко распространен.
— Почему?
— Потому что остался без ответа. Мне кажется, если бы в стране ощущалось беспокойство, раздувались опасные слухи, Ричард немедленно предпринял бы контрмеры. Ведь когда чуть позднее распространился слух, будто он женился на своей племяннице Елизавете, старшей сестре принцев, он бросился на него, как коршун на добычу. Разослал повсюду письма, в которых недвусмысленно опровергал навет. Но и этого мало. Он счел это чрезвычайно важным и, не желая быть оклеветанным, собрал лондонцев, сколько их могло вместить самое большое помещение, и прямо сказал им все, что думал.
— Да! Наверное, вы правы. Ричард непременно попытался бы публично опровергнуть слух, получи тот широкое распространение. К тому же слух об убийстве племянников — прямое обвинение в преступлении, не то что слух о женитьбе.
— Да, хотя в то время надо было получить разрешение на такой брак. Кстати, в наши дни, кажется, тоже. Точно не знаю, у нас этим занимается другой отдел. Однако несомненно, если Ричард прибег к столь решительным мерам, чтобы пресечь слух о женитьбе, он наверняка пошел бы еще дальше, распространись в Англии слух об убийстве. Вывод один: никаких слухов об исчезновении мальчиков или дурном отношении к ним.
Просто шутка Кембриджа и Франции. Ничто не указывает на то, что мальчикам грозила опасность. Знаете, когда ведешь полицейское расследование, важно не упустить из вида странности в поведении всех причастных к делу людей. Почему X, который всегда в четверг вечером ходит в кино, на сей раз остался дома? Почему Y взял всего половину обычной суммы денег, да и ее не потратил? Вот так. В короткий период между коронацией Ричарда и его смертью все ведут себя, в общем, нормально. Мать принцев покидает свое убежище и устанавливает с Ричардом дружеские отношения. Ее дочери возобновляют придворную жизнь. Мальчики, полагаю, вернулись к прерванным из-за смерти отца урокам. Их юные кузены занимают свои места в Совете, им адресуют письма, следовательно, они в Йорке заметные фигуры. Не правда ли, мирная картинка? Все персонажи заняты своими делами, и никого не мучает предчувствие эффектного и совершенно ненужного убийства.