Дочери дракона
Шрифт:
Ки Су фыркнула.
— Зачем ей это? Она еще слишком молода.
Чжин Мо убрал локоть с кресла и сжал руль обеими руками.
— Я впервые прочел «Манифест» в ее возрасте, а ты всего на год старше. И потом, мы будем строить партию на плечах молодых. Они будущее Кореи.
Ки Су отвернулась к окну и не ответила.
Последние две недели в Синыйчжу Чжин Мо, Ки Су и Сын Ё страстно спорили дома по вечерам о формах правления, о рабочих и будущем страны. Друг друга они называли сокращенными именами — Ки, Сын, Чжин, — и мне это казалось странным и невежливым. Воспитанные корейцы
Я узнала, что Чжин Мо, Ки Су и Сын Ё были партизанами и вместе с другими корейцами сражались с японцами в горах Северного Китая. Они вели опасную жизнь, полную трудностей: Сын Ё потерял левую ногу, а многие их товарищи погибли. Командовал отрядом человек по имени Ким Ир Сен; товарищи говорили, что он храбро сражался и убедил русских вступить в войну с японцами. Слушая радиоприемник, они узнали, что Ким Ир Сен при поддержке русских возглавил временное правительство в Пхеньяне. Чжин Мо был близок к товарищу Киму и ехал в Пхеньян, чтобы получить важную должность в новом правительстве. Он уверял, что и для меня там найдется работа.
Чжин Мо повернулся ко мне:
— Сейчас очень важное для Кореи время, Чжэ Хи. Новое начало. Скоро партия придет к власти, и Корея станет современной страной. Вот увидишь.
Ки Су сложила руки на выпирающем животе, продолжая глядеть в пассажирское окно.
— Это еще вопрос, — пробормотала она себе под нос.
Чжин Мо напрягся:
— Зачем ты так, Ки? Почему ты всегда такая циничная?
— Потому что я им не доверяю, — ответила она, внезапно развернувшись лицом к мужу. — Я не готова слепо верить всему, что говорят коммунисты.
Я вжалась в сиденье. Раньше мне не приходилось слышать, чтобы женщина так спорила с мужчиной, как Ки Су с Чжин Мо. У мамы с папой такого не было. А вот Чжин Мо и Ки Су спорили часто, и обычно это заканчивалось тем, что Ки Су уходила в комнату, хлопнув дверью, а Чжин Мо сидел и смотрел на нас с Сын Ё невидящим взглядом.
— Слушай, Ки, я понимаю, что будет непросто, — сказал Чжин Мо. — Всему народу нужно действовать заодно, а то другие страны опять попытаются нас контролировать. Коммунизм — вот наш шанс. Никаких больше японцев и китайцев. А русские с американцами обещали уйти, как только мы создадим правительство.
— Не уверена, что у нас получится, — сказала Ки Су.
— А есть ли альтернатива? — Чжин Мо покачал головой. — Капитализм? Деньги и власть в руках нескольких жадных богачей? Капитализм поверг мир в десятилетнюю экономическую депрессию, которой воспользовались японцы и немцы. Капитализм привел к войне. Нам нужен способ получше. Остается коммунизм.
— Бесклассовое общество, основанное на совместном владении средствами производства, — продекламировала Ки Су, будто зачитывала цитату из Маркса.
— Именно, — отозвался Чжин Мо. — Благодаря этому Россия превратилась в сильную державу. Коммунистические движения существуют
— Чжин, такие перемены не бывают бескровными. И кто возглавит это новое правительство? Твой друг Ким Ир Сен? Не доверяю я товарищу Киму, — сказала Ки Су, иронически подчеркивая слово «товарищ».
— Он сражался с японцами, Ки, когда все остальные сбежали в Америку или в Европу.
Ки Су снова отвернулась к окну и больше ничего не сказала. Машина поднималась на холмы, покрытые террасами рисовых полей.
Наконец Ки Су кивнула в мою сторону и спросила:
— А с ней что ты собираешься делать в Пхеньяне?
— Она поможет тебе с ребенком.
— Мне не нужна помощь с ребенком.
— Тогда она поможет работе нового правительства. У девочки талант к языкам. Она говорит по-японски лучше меня. И по-китайски тоже. Никогда не видел ничего подобного.
— А жить она будет с нами? — спросила Ки Су. Глаза у нее сверкнули.
— Ки, она же потеряла родных.
— Половина населения Кореи потеряла родных во время японской оккупации. Ты их всех к нам в дом приведешь?
Чжин Мо крепко сжал руль обеими руками. Машину трясло на дороге, мы взбирались на очередной холм. Я сползла пониже на сиденье. Впереди виднелся Пхеньян, и я надеялась, что мы туда скоро приедем: мне хотелось выйти из машины и сбежать подальше от Ки Су.
Наконец Ки Су сказала:
— Мне опять надо пописать. Езда на автомобиле плохо сказывается на ребенке.
Чжин Мо молча свернул к обочине и, не выключая двигателя, стал ждать, пока Ки Су вылезет наружу и присядет в канаве.
Пхеньян. Я много слышала об этом большом городе с высокими зданиями на реке Тэдонган. Папа как-то ездил туда и потом подробно описал нам все, что видел. Но я так разочаровалась, когда впервые попала в Синыйчжу, что теперь уже не ждала многого. Пхеньян, однако, оказался особенным: великолепный город, полный людей, спешащих по набережным и улицам на велосипедах, пешком, в машинах, на рикшах. Мне стало любопытно, куда они все направляются и почему так торопятся туда добраться. Вдоль улиц между высокими столбами тянулись сотни проводов. У нас на ферме электричества не было. Я никогда не испытывала в нем потребности и не понимала, зачем тут его столько. Повсюду теснились здания; некоторые были настолько большие, что смахивали на дворцы. Звуки, виды, запахи; энергия, которая меня окружала, — ничего подобного я даже представить себе не могла.
Чжин Мо достал из бардачка карту и дал ее Ки Су. Она стала по мере сил помогать мужу лавировать между машинами и велосипедами на полных народу улицах. «Фиат» преодолел все преграды, и наконец мы остановились перед четырехэтажным каменным зданием. Вход с обеих сторон окружали высокие колонны, а к двери вела лестница. Я никогда еще не видела такого огромного здания и решила, что оно самое большое в стране.
— Приехали! — взволнованно воскликнул Чжин Мо. — Вы тут посидите, а я выясню что и как.