Дочери Ганга
Шрифт:
– Такое и свиньи есть не будут, – сказал Арун, на что сосед ответил:
– Эта еще ничего! А во вчерашней кишели черви!
– Как тебя зовут? – запоздало поинтересовался Арун.
– Шанкар.
– «Приносящий удачу»?
– Об удаче здесь можно забыть.
– Как ты сюда попал? А другие люди? Наверняка не по своей воле? Я думал, в нашей стране уже нет рабства!
– Об этом лучше вечером. Кстати, мне бы хотелось знать и твою историю. Ты не похож на остальных.
– Скоро буду похож.
Перерыв закончился быстро, и пришлось снова нырять в сырец. Теперь Аруну было не до
Наконец раздался удар гонга, означавший временное избавление. Пока Арун ожидал своей очереди напиться, другой бак, с водой для мытья, почти опустел, хотя каждый рабочий выливал на себя не более одного ковша.
Когда Арун зачерпнул жалкие остатки, вместе с водой в ковш попал мусор и… черви. Эту воду уже нельзя было пить, она протухла, и потому ее использовали для мытья. После им позволили надеть набедренные повязки – единственное, чем они могли прикрыть наготу.
Под наблюдением надсмотрщиков рабочие выстроились в колонну и направились к баракам, на ходу жуя испеченные еще утром, а потому успевшие зачерстветь чапати. Арун с наслаждением вдыхал вечерний воздух, пусть и насыщенный опийной пылью, но все-таки не зловонный.
Он ощущал себя грязным, у него не было ни гребня, чтобы расчесать волосы, ни мыльных листьев [74] , ни веточки нима [75] , чтобы почистить зубы.
В бараке Шанкар подтащил свою циновку к циновке Аруна.
– Долго говорить не будем – здесь дорога каждая минута сна.
– Хорошо. Так как ты сюда попал?
– Белые сахибы заставили моего отца подписать контракт о поставке мака на опийную фабрику. Ничего другого сеять не позволяли – за этим следили надсмотрщики. Отцу навязали деньги, и он угодил в кабалу, потому что доходы не покрывали долг: тот все рос и рос. Отец говорил, что он прикован к этой фабрике, что она взяла его в тиски и освобождением может стать только смерть. Он постоянно твердил об этом, и я испугался. А если он покончит с собой? Я – единственный сын в семье, и у меня несколько сестер. Как собрать им на приданое? В конце концов мы решили, что я должен устроиться на фабрику. Думали, так сумеем рассчитаться с долгами.
74
Листья индийского растения тали, употребляемые вместо мыла.
75
Индийцы чистят зубы только что сорванной веточкой дерева ним (маргоза).
– Нанявшись сюда, ты сам выбрал, что станешь делать?
– Конечно нет! Здесь есть счетоводы, учетчики, весовщики, но для такой работы у меня не хватало знаний. Чтобы устроиться в охранники или хотя бы в грузчики, надо иметь знакомства на фабрике, а у меня их не было. Потому я и попал в мешалку. Знал бы,
– У тебя контракт?
– Да.
– Ты его читал?
– Читать я не умею, да и писать тоже – просто приложил палец. Мне зачитали бумагу, но что там было на самом деле? Короче, я должен провести на фабрике год.
– И давно ты здесь?
– Три месяца. А кажется, будто тысячу лет! Ты-то как сюда угодил? Судя по всему, ты вполне бы справился с другой работой!
Когда Арун закончил рассказ, Шанкар долго молчал. Потом сказал:
– На твоем месте я бы согласился. Я бы согласился на все, лишь бы не попасть на опийную фабрику. Потому что это – ад.
– Она мне так и сказала. Но тогда я еще не знал, каково это на самом деле.
– Стало быть, теперь ты не отказался бы от ее предложения?
– Отказался бы. Теперь – тем более.
Шанкар так удивился, что даже приподнялся на локте.
– Почему?!
– Потому что находиться в руках того, кто допускает все это, – хуже, чем продать себя, свою душу и жизнь самому страшному демону.
– Но ты был бы богат…
– Я бы не был свободен. Ожидая ее смерти, я окончательно потерял бы себя.
– А что ждет тебя здесь? Да это страшнее всякого рабства!
– Бежать нельзя?
– Нет.
– Кто-то пытался?
– Не знаю. Если я сбегу, что будет с моей семьей?
– У меня все наоборот, – сказал Арун. – Если я не вернусь, что станет с Соной?
– Она, наверное, красивая? – с невольной завистью промолвил Шанкар.
– Да. А еще беззащитная. Ты не женат?
– Нет. Я даже ни разу не был с женщиной.
– Мы выберемся отсюда! – с ожесточением произнес Арун. – Ты заплатишь долг, и тебе больше не придется сеять мак! У тебя будет красавица жена и много детей. А я верну себе то, что утратил, и получу все, что хочу получить!
– Кажется, среди нас появился сказочник? – с хриплым смехом произнес сосед справа. – Удивительно, но когда ты говоришь, тебе хочется верить.
– А что еще остается беднякам, кроме надежды на чудо? – заметил Шанкар. – Иногда только и думаешь, что появится какой-нибудь бог и спасет тебя от всего этого!
– Спите, ребята, – вздохнул сосед, – здесь спасает только сон. Я работаю на фабрике пять лет, ничего не покупаю и не имею, а мой долг все растет. И дело не в том, что белые считают лучше нас, а в том, что у них собственный счет.
– Мой долг не оплатишь, – сказал Арун. – Я должен бежать на свободу.
– Свобода наступает только раз или два в году, когда по случаю праздников нам дают немного опиума. Тогда ты способен улететь туда, где нет горя, царит нескончаемый праздник и вечная весна, – произнес все тот же мужчина.
– Если так, тогда лучше смерть, – твердо заявил Арун.
– Но ведь и она не будет легкой!
Эта ночь, как и многие другие, пролетела быстро, словно одно мгновение. Прошло еще сколько-то времени – он точно не знал, потому что здесь минуты и часы незаметно сливались в монотонные дни, пустые и тяжелые.
По утрам Арун едва поднимался на ноги: все тело болело и ломило. Несмотря на это, он всегда старался протиснуться к чану с водой одним из первых, чтобы хотя бы сполоснуть лицо.