Дочери Ганга
Шрифт:
Поставив тхали на пол, Сита осторожно потрясла молодую женщину за плечо.
– Очнись! Мне надо с тобой поговорить.
Длинные ресницы встрепенулись, веки медленно приподнялись, и обведенные темными кругами бездонные глаза уставились на Ситу.
– Тебя зовут Сона?
Губы молодой женщины казались непослушными, онемелыми, а каждое слово – тяжелым как камень.
– Да.
– О тебе спрашивала одна девушка. Ее зовут Ратна.
– Где она?
Сита на мгновение задумалась, а потом ответила:
– На свободе.
– Я прогнала ее.
– Не знаю.
– Арун с ней?
– Кто это?
– Мой муж.
– Нет, она была одна.
– Передай Ратне, что я умираю. Пусть простит меня. Попроси ее отыскать Аруна и рассказать ему о моей смерти.
Когда Ратна в очередной раз спустилась к Гангу, Сита сама подошла к ней и взволнованно произнесла:
– Я видела твою подругу. Она просит у тебя прощения. Она очень плоха. Боюсь, скоро умрет!
Ратна сжала кулаки. Как вызволить Сону из приюта?! Конечно, она могла бы попытаться проникнуть туда, надев белое сари, а перед этим взять у садовника молоток, чтобы разбить цепь. Но как вывести пленницу наружу? И даже если удастся это сделать, за ними снарядят погоню. Вдвоем им не справиться. Нужен помощник. Мужчина. Джей, чье имя означает «победа». Подумав об этом, Ратна сказала Сите:
– Передай Соне, что она не умрет. Клянусь, она непременно увидит свое «восходящее солнце»!
Глава XIII
Прежде Арун никогда не видел опийной фабрики, хотя много слышал о том, что крестьян заставляют сеять и выращивать мак. То была тяжелейшая и неблагодарная работа. Мак требовал беспрестанного удобрения и полива, а чтобы получить каплю сырья, приходилось кропотливо и тщательно выскребать коробочки.
Выращивая мак вместо чечевицы, риса и овощей, крестьяне терпели большой убыток, но никто не смел ослушаться белых агентов, заставлявших местное население подписывать контракт с фабрикой, куда они были обязаны сдавать урожай.
Опийная фабрика занимала огромную площадь в шестьдесят акров; крытые железом строения сливались в сплошную массу и загораживали небо. Арун сразу заметил охрану – башни с часовыми и караульных вдоль высокого ограждения. Он приуныл: похоже, отсюда не сбежишь!
Его провели вдоль пакгаузов с готовым опием на сотни тысяч фунтов стерлингов, сараев с сухими стеблями и листьями, непригодными для производства, огромных баков с водой, роскошного бунгало управляющего. В воздухе белым маревом висела едкая пыль, от которой хотелось чихать и кашлять.
Наконец Аруна втолкнули в какую-то дверь, и у него тут же перехватило дыхание от ужасного зловония. Пахло жидким опием и грязными человеческими телами.
Десятки мужчин топтались в больших баках, полных вязкой жижи. Слышалось тяжелое дыхание людей, чавканье опия под их ногами, да еще надсмотрщики с палками в руках покрикивали на тех, кто, по их мнению, пытался отлынивать.
Сперва одуревший от вони Арун не мог ничего сказать, но потом его мысли завертелись с бешеной скоростью, и он обратился к охранникам:
– Послушайте, я знаю грамоту,
Один из мужчин повернулся к другому:
– Может, отправить его на весовую или склад? Уж больно он ухоженный и чистый.
– Нет-нет, – возразил второй, – насчет этого парня даны очень четкие указания. Это приказ самой хозяйки! Он служил у нее в доме и что-то украл.
Его напарник усмехнулся.
– Если он такой идиот, тогда пусть в самом деле месит опий!
Когда к ним подошел один из надсмотрщиков, охранник сказал:
– За этим парнем смотрите в оба!
Надсмотрщик окинул Аруна с головы до ног.
– Такой долго не выдержит. Ему здесь нечего делать.
– Похоже, хозяйка отправила его сюда как раз для того, что бы извести.
Услышав это, надсмотрщик усмехнулся.
– Тогда другое дело! Это у нас быстро! А ну, снимай с себя все и полезай в бак!
Теперь, когда его глаза привыкли к полумраку, Арун разглядел, что топтавшиеся в баках люди были совершенно голыми. До пояса, а иной раз и выше их тела были измазаны опийным зельем. Едва ли им доводилось часто мыться, потому что в воздухе стоял крепкий запах пота.
Арун повернулся к своим палачам. Их глазами на него, казалось, смотрела сама смерть, но он не стал просить пощады. Он не доставит Флоре такого удовольствия!
Медленно стянув с себя одежду, он погрузился в опийную слякоть. Не только запах, но и ощущения были невыносимо мерзкими. Арун понял, что наряду с физическими тяготами ему придется испытывать и моральные муки.
Охранники ушли. Некоторое время надсмотрщик наблюдал за новеньким, а потом отошел.
– Если устанешь, можешь присесть на край бака, только ненадолго, – прошептал кто-то.
Только тут Арун заметил рядом с собой юношу примерно такого же возраста.
– Я выдержу, – сказал он.
– Тебе так кажется, потому что пока ты не растерял силы.
– Неужели вы работаете сутками?
– Скоро наступит перерыв. А потом будем месить до вечера. Вскоре у Аруна заныли ноги, тело будто сделалось ватным, а голова – невероятно тяжелой. Хотелось сесть, а еще лучше – лечь, не двигаться и ни о чем не думать.
Когда раздался удар гонга, мужчины принялись выбираться из баков. Многие пошатывались, их глаза казались остекленевшими, мутными.
Очень хотелось пить, но к баку с водой выстроилась очередь. Заговоривший с Аруном юноша стоял за ним. Повернувшись, Арун обратился к нему:
– А помыться можно?
– Сейчас – нет, только вечером. Но обычно воды не хватает.
– Нас накормят?
– Да, если это можно так назвать.
– Неужели нам придется есть прямо здесь? В этом зловонии?
– Нас не выпускают отсюда целыми днями. А поздно вечером провожают в бараки. На рассвете – опять на работу.
Напившись, Арун присел у стены. Раздавали какое-то месиво, и он невольно подумал: «Неужели тут даже кормят жидким опием?» Оказалось, это была чечевичная похлебка, отвратительная по вкусу и запаху.