Дочери Лалады. Книга 2. В ожидании зимы.
Шрифт:
«Отправляйтесь к князю Искрену, где бы он сейчас ни находился, – приказала Лесияра. – Передайте ему, что мне надобно с ним срочно встретиться, после чего возвращайтесь сюда и доложите, готов ли он принять меня».
«Будет исполнено, государыня!» – в один голос ответили дружинницы и шагнули в проход.
Чтобы скрасить ожидание, Лебедяна велела подать на стол разных медов и наливок, да к ним – лёгких закусок и лакомств. Кухня княжеская работала исправно: яства там готовили не к определённым часам, а так, чтобы в течение всего дня нашлось что принести в трапезную и без промедления порадовать хозяев и их гостей. Махнула Лебедяна вышитым платочком два раза – и вот уже потянулась с кухни
Не успела Лесияра выпить первый кубок брусничного мёда на травах и съесть немного солёной сёмги и белужьей икры, как вернулась Дымка. Склонившись к уху своей повелительницы, она доложила:
«Государыня, князь Искрен… э-э… изволит пребывать в изрядном хмелю, добудиться его не удалось нам. Судя по всему, проспится он только к вечеру. Златоока с ним осталась, а я – к тебе на доклад… Какие будут дальнейшие приказания, светлейшая госпожа?»
Итак, зять вовсю расслаблялся на природе и, вероятно, даже не помышлял о нападении. Положив нежно-розовое мясо сёмги на ломоть хлеба и украсив его сверху прозрачными зёрнами перламутрово-серой икры, Лесияра окончательно вычеркнула Искрена из возможных врагов.
«Возвращайся к князю, – распорядилась она. – Как только он проснётся, объясните ему всё, что было велено, а когда будет готов к разговору, доложите мне. – И, задумчиво понизив голос так, чтобы не было слышно Лебедяне, добавила: – Не исключено, что истекают последние беззаботные деньки…»
«Слушаюсь, государыня», – поклонилась дружинница и исчезла в проходе.
*
Воткнутые в снег светочи на длинных шестах озаряли сани с десятью убитыми волками. Окровавленная шерсть смёрзлась на ранах в сосульки, а всю боль и предсмертную дрожь зверей впитало молчаливое зимнее небо. Чуткие ноздри Лесияры раздувались, короткими толчками выпуская морозный туман дыхания, а губы вздрогнули и сложились жёстко и неодобрительно. Она сама предпочитала рыбную ловлю, а из охоты никогда не делала забавы: по её глубокому убеждению, убивать младших братьев, зверей, следовало только ради мяса или шкур на одежду, а не просто так, для увеселения. Княжеская волчья травля, по-видимому, завершилась обильным пиром: вокруг саней стояли походные столы, полные яств. На морозе стыли пироги, жареное мясо и птица, миска с красной икрой схватилась инеем рядом с высокой стопкой блинов… Хмельные охотники спали в шатрах, укрытые шубами и шкурами, бодрствовала только княжья охрана. Притопывали под тёплыми попонами кони. На снегу была раскинута посыпанная солью свежеснятая медвежья шкура.
Из шатра вышел младший княжич Ростислав, русоволосый голубоглазый юноша. У своей груди он согревал, бережно укутывая плащом, маленького, ещё слепого медвежонка с большой лобастой головой и до смешного крошечными ушками. Бурая шубка малыша была ещё совсем короткой, и он дрожал от холода.
«Ах ты, бедолага… Убили твою мамку, да? – разговаривал княжич с медвежонком, целуя его в розовый мокрый носик. – Ну ничего, ничего… Выходим, выкормим тебя. Моим ручным зверем будешь… Какие лапоньки маленькие, – умилился он, щекоча пальцем подушечку передней лапки медвежонка. – Пальчиков пять, совсем как у человека… Ой, замёрзнут!» – И Ростислав принялся дышать на эти малюсенькие лапки с едва заметными коготками.
Зверёныш верещал и по-человечьи кряхтел, жался к тёплой
«Насилу растолкали князя, – доложила она. – Пробудиться-то он пробудился, но зело похмелен, за голову держится…»
«Ладно, разберёмся», – сказала Лесияра, откидывая полог шатра.
В шатре было не холодно: три жаровни и освещали, и обогревали его. На роскошном мягком ложе из нескольких перин, застеленных медвежьими шкурами, отдыхал князь Искрен. Он лежал не разуваясь и в полном зимнем охотничьем облачении, а его лук и колчан со стрелами были прислонены к изголовью.
«М-м-м… едрёна вошь… И что за хитрая тварина придумала это растреклятое зелье? – стонал Искрен, беря мёрзлую квашеную капусту из миски, которую услужливо держал его стремянный, и кладя её себе в рот, а заодно и на лоб. – Что ж этот умник обратного зелья не придумал – такого, которое б от похмелья избавляло? Вот бы хорошо было! Глотнул лекарства – и всё как рукой сняло… Гуляй себе дальше…»
Светлореченский владыка, с рыжеватой бородой и светлыми волосами, начавшими серебриться на висках, выглядел моложе своих шестидесяти лет. Широкая грудь и могучие плечи в сочетании с бычьей шеей придавали ему лихой, богатырский вид, но живот уже утратил свою былую поджарость и начал заплывать жирком, чуть свешиваясь поверх широкого кожаного пояса. Впрочем, полнеющая талия пока ещё не мешала князю быть хорошим наездником, охотником и воином, и только сильный хмель мог сразить его наповал. Жертвой именно этого противника он сейчас и лежал перед Лесиярой. Княгиня налила в кубок талой снеговой воды из кувшина, плеснув туда отвара яснень-травы, который помимо своих целебных свойств обладал способностью протрезвлять.
«На, зять мой Искрен, испей, – усмехнулась она, протягивая кубок князю. – Обратное зелье есть, и имя ему – яснень-трава. Даже название у неё говорящее: голову ясной делает».
«О… про эту траву-то я и забыл, – крякнул Искрен, с благодарностью принимая из рук Лесияры питьё. Осушив кубок до дна, он уронил голову на подушку и зарычал от лекарственной горечи. – А-а, забористая ж гадость! Бррр!»
Через некоторое время он перестал стонать, его взгляд прояснился, и он смог сесть и спустить ноги с ложа. Всё ещё немного бледный, он, тем не менее, заметно ожил; встряхнув волосами и подвигав бровями, он взглянул на Лесияру уже намного более осмысленно и трезво.
«Знатная травля получилась, десять матёрых волчищ завалили! И медведицу», – похвалился он.
«Я видела, – проронила Лесияра. – Негоже зверя ради забавы травить. А недавно родившую медведицу – так и вовсе грех».
Искрен поморщился, взял у стремянного миску с капустой и отправил в рот ещё одну щепоть. Крошки льда захрустели у него на зубах.
«Как будто ты сама не охотишься», – буркнул он с полным ртом.
«Мне больше рыбалка по сердцу, – сказала Лесияра. И, желая поскорее перейти к делу, спросила: – Ну, как ты чувствуешь себя? Готов меня выслушать?»
Князь щёлкнул пальцами, и ему поднесли кувшин талой снеговой воды и тазик. Шумно плескаясь, разбрасывая брызги и отфыркиваясь, Искрен умылся, потом приник к горлышку кувшина и долго пил, двигая заросшим золотистой с проседью щетиной кадыком. Потом он утёрся вышитым полотенцем и указал на расстеленную возле своего ложа волчью шкуру:
«Садись, княгиня… Трезв ли я, пьян ли, а тебя всегда готов слушать. Ястребок, – обратился он к рыжеватому молодому стремянному, – пусть нам принесут яств да питья со стола».