Дочери Лалады. Книга 2. В ожидании зимы.
Шрифт:
– Доброго здравия тебе, государыня, – молвила Искра. – Я явилась по твоему зову. Что тебе угодно заказать: ожерелье, перстень али, быть может, серёжки?
Голос её согревал и слух, и сердце пушисто-кротким прикосновением, и губы Лесияры смягчила тень улыбки… Наверно, и Лебедяна была очарована этим звуком. Ласковое, умытое ночным дождём рассветное небо вполовину так не радовало и не умиротворяло, как один только взгляд в лицо Искры. Но эта доброта и мягкость произрастала на твёрдой сердцевине: большие, налитые тугой мощью Огуни руки мастерицы поставили на столик резную шкатулку, отперли замок крошечным ключиком и откинули крышку, явив взору княгини переливчатый
– Вот, госпожа моя, изволь выбрать камень.
– Дай-ка мне прежде руку твою посмотреть, – попросила княгиня, мельком взглянув на содержимое шкатулки.
– Изволь, государыня, – невозмутимо повиновалась Искра.
Лесияра оценила железную твёрдость пожатия этой руки и восхитилась дышащим, живым волшебством, которое текло в тугих шнурах жил под кожей. Эти пальцы были способны взять раскалённое золото и вытянуть его в тончайшую проволоку, из коей впоследствии плелось затейливое кружево скани; без всякой снасти, одной лишь своей чудесной силой они снимали всё лишнее с самородка, превращая его в благородный и изысканный драгоценный камень. А как, наверно, сладка была тяжесть этой руки для плечика возлюбленной!.. Пусть эти пальцы, легко побеждавшие твёрдость камней и обращавшиеся с золотом и серебром, как с глиной, выглядели не слишком приспособленными к любовным ласкам, но и неуклюжая нежность обладала своим очарованием. Лесияра представила свою дочь в объятиях Искры и ощутила сердцем пронзительно-светлую тоску. Эти двое были рождены друг для друга, но по нелепой ошибке встретились слишком поздно. Только Искра могла спасти Лебедяну, вернув ей молодость и продлив её жизнь силой своей любви, помноженной на силу Лалады.
«Нет, любить никогда не поздно, – шепнул Лесияре внутренний голос. – Пусть и горек плод такой любви». При мысли о зяте брови княгини отяжелели от печали. Искрен был ни в чём не повинен, но и ему предстояло хлебнуть из этого горького кубка. Главный же вопрос – как справится с этим Лебедяна? Что окажется тяжелее на весах её совести – супружеский долг или собственная жизнь, над которой нависла угроза преждевременного конца?
– Хороши твои руки, – промолвила Лесияра. – Их произведения достойны украшать княгинь.
Искра поклонилась, приняв хвалу сдержанно и скромно. А Лесияра, перебирая образцы в шкатулке, остановила свой выбор на камне спокойного дымчато-коричневого цвета. Под одним углом он казался мутноватым, словно состоящим из застывшего дыма, а под другим, поймав луч света, отзывался тёплыми янтарными искорками.
– Как называется сей самоцвет? – спросила княгиня.
– Его называют хрусталь-смазень, государыня, – ответила Искра. – Это не самый дорогой камень, он считается полудрагоценным. Может быть, подберём что-то более достойное? Для кого украшение-то делать будем?
– Я хочу подарить моей младшей внучке Злате ожерелье и серёжки, – сказала Лесияра, исподтишка следя за выражением лица мастерицы. – Она сейчас ещё мала, чтоб носить украшения, поэтому делать будем на вырост. А самоцвет сей я выбрала, потому что он точь-в-точь подходит под цвет её глаз.
Этот «пробный камень» не вызвал волнения в озере мягкого спокойствия Искры. Видимо, она не знала, о ком шла речь. Лесияра пояснила:
– Эту красавицу родила Лебедяна… Сделала мне нежданный-негаданный подарок. Не дитя, а солнечный лучик: волосы золотые, как у матери, а вот глаза… – Лесияра посмотрела хрусталь-смазень на свет. – Глазами она пошла
Есть! Непробиваемая невозмутимость Искры дрогнула, как подсечённое топором дерево, губы приоткрылись, а в потемневших глазах зажёгся потаённый горький огонёк. Захлопнув шкатулку и взяв её под мышку, Искра выпрямилась.
– Можешь казнить меня, моя государыня… Хоть голову мне секи с плеч на этом самом месте, а не смогу я взяться за твой заказ. Ищи иную мастерицу.
– Вот как? – Лесияра вздёрнула бровь. – Это отчего же?
– Княгиня Лебедяна отказалась от моих украшений, не по нраву они ей стали, вот мы и расстались, – сипло ответила Искра, и Лесияра поморщилась, как от дурного, неверного пения. – Не гневайся, госпожа, но вряд ли она захочет, чтобы я делала украшения для её дочери.
Сердечную боль княгиня не перепутала бы ни с чем. Любовь – это солнечное чудо, этот святой дар Лалады – лежала в руинах, вместо того чтобы служить светлым домом для двух сердец.
– Заказ тебе делаю я, а не Лебедяна, – как можно мягче проговорила повелительница Белых гор. – И я вольна выбрать для этого ту мастерицу, какую я захочу.
– Почему именно я? – тихо спросила Искра.
– А тебе сердце не подсказывает? – улыбнулась Лесияра.
– Я вынула сердце у себя из груди, – чуть слышным от грусти голосом ответила Искра. – Разбила его на части и огранила, превратив в кроваво-алые лалы. Из этих лалов я сделала ожерелье для той, кого любила больше жизни, но она отвергла мой дар. Больше у меня нет сердца, государыня.
– А тут тогда что? – усмехнулась Лесияра, кладя ладонь на левую сторону груди мастерицы золотых дел. – Что это тут такое живое бьётся и болит?
Искра не нашла вразумительных слов для ответа, только пробормотала снова:
– Делай со мною всё, что сочтёшь справедливым. Не могу. Прости, моя госпожа.
– Не прощу, – проворчала Лесияра. – Потому что Злата – твоё дитя. А Лебедяна умирает без тебя.
Странно было наблюдать, как руки, наделённые силой повелительницы земных недр Огуни, вдруг повисли плетьми, словно утратив не только свою волшебную мощь, но и простую способность держать предметы. Из незапертой шкатулки посыпались с неуместно весёлым стуком самоцветы, прыгая по полу разноцветным градом, а щёки Искры стали белее первого снега.
– Как… умирает? Почему? Что с нею?..
– Ну вот, сразу бы так, – молвила Лесияра. – А то – «не могу», «не могу»… Лебедяна растратила свои жизненные силы на лечение мужа и детей. Она выложилась слишком сильно, отчего постарела прежде времени. Я сделала всё, что могла, но моей помощи хватит ненадолго. Хоть я и люблю Лебедяну, но я ей не супруга и не возлюбленная. Только ты можешь её спасти любовью – своей и Лаладиной. В противном же случае… – Лесияра запнулась, преодолевая скорбную дрожь сердца, но взяла себя в руки и договорила, сама ужасаясь своим словам: – В противном случае жить ей осталось недолго. Хоть она и бодрится, говоря, что ещё погуляет на свадьбе Златы, но, боюсь, всё обстоит не так хорошо, как ей мнится.
– А как же князь Искрен? Если он узнает… – начала было Искра.
– Думаю, он о чём-то догадывается, просто молчит, – вздохнула княгиня, собирая камни с пола. – Он благодарен Лебедяне за спасение своей жизни, и это удерживает его от разрыва. К тому же, они оба стремятся сохранять видимость семейного благополучия. Князь с княгинею должны быть образцовой парой, тогда и в земле Светлореченской будет лад и мир – так они считают. Ведь люди равняются на них… Но всё это как-то отступает в тень, когда на кону жизнь Лебедяны. Жизнь, понимаешь?