Дочери Лалады. (Книга 3). Навь и Явь
Шрифт:
Светолика рассказывала полушутливо, но в глазах Зденки не промелькнуло даже тени улыбки – они смотрели на княжну пытливо и серьёзно.
– А в твоём сердце что-то дрогнуло? Зажглась искорка? – спросила она. – Какие-то предчувствия были? Знаки?
Светолика пожала плечами.
– Да как-то… не припомню ничего особенного. Но девушка чудо как хороша! Может, ну их к лешему, эти знаки? Ну, может, я просто неспособна их видеть? У неё-то обморок ведь был – и ладно. Значит, всё правильно.
– Знаешь, что? Пригласи-ка всё семейство
Задумано – сделано. На следующий день Светолика устроила праздничный обед в честь Горинки и её родных; чтобы легче переваривалось обильное угощение, она пригласила всех на прогулку в сад. Увидев янтарно-жёлтую, просвечивающую на солнце черешню на ветках, Горинка радостно обернулась к Светолике и спросила:
– Ой, можно? Я такой никогда не пробовала…
– Конечно, милая, угощайся, – улыбнулась княжна.
Девушка принялась рвать сочные черешенки и отправлять в рот, а Светолика, следуя совету Зденки, мысленно окликнула её всей душой по имени. «Горинка!» – полетел от сердца к сердцу неслышный зов, но обломал крылья, уткнувшись меж лопаток юной смуглянки. Та продолжала увлечённо есть птичью вишню, но через некоторое время, словно почувствовав спиной взгляд, всё же неуверенно оглянулась и одарила княжну детски-светлой, робкой улыбкой.
«Сработало или нет?» – гадала Светолика.
Вроде оглянулась… Но услышала ли?
3. Бешеная. Острие иглы
Ветер бросал сетку ряби на холодную водную гладь, тревожно колыхал тёмные верхушки елей. Налетая могучими порывами на каменную грудь обрыва, он пытался сдуть прижавшуюся к скале человеческую фигуру.
Нащупав ногами маленький выступ, Северга почувствовала себя увереннее: вечно держаться на одной левой руке даже при всей её силе и выносливости она не смогла бы. Леденящий миг падения отодвинулся, и грудь задышала свободнее, хотя крючковатые когти страшной боли драли её правую руку. Игла сломалась, и кончик засел внутри. Он жёг побледневшую плоть так, словно палач-изувер загонял Северге под кожу раскалённые спицы. Сквозь оскаленные от страдания и напряжения зубы прорвался рык… Чёрной крылатой тварью устремилось в небо проклятие, чтобы догнать и пасть на голову Жданы.
– Дым! – хрипло крикнула Северга.
Ни топота копыт, ни ржания.
Видимо, засевший в руке обломок белогорской иглы был виной тому, что Северге не удавалось воспользоваться помощью хмари. Женщина-оборотень давно бы выбралась, придав ей вид ступенек, но белогорская волшба, струясь по её жилам, сказывалась на её способностях плачевным образом: то, что раньше казалось простым и естественным, как дыхание, стало вдруг недоступным. И, что хуже всего, этот белогорский яд лишал её сил, которые словно вытекали из неё, как из дырявой бочки, а это означало, что висеть ей осталось недолго. Острые камни внизу злорадно ожидали этого мига, готовясь сокрушить кости Северги, а холодная вода раскрывала свои усыпляющие смертельным сном объятия. Кто знает – быть может, из-за проклятого обломка у неё и раны больше не смогут заживать так же быстро, как раньше? Если бы не он, падение с высоты не стало бы для неё большой бедой, а теперь… Теперь ей оставалось только считать вдохи, ловить каждый
Какое-то движение наверху заставило её прищуриться и всмотреться. Студёный ветер выдувал из её глаз слёзы, и сквозь их пелену Северга разглядела всклокоченную соломенно-русую мальчишескую голову, склонившуюся над краем обрыва. Чумазое веснушчатое личико, большие и странно спокойные, как у незрячего, глаза… Северга узнала паренька из деревни, которую она сожгла – сына знахарки, пострадавшей от копыт Дыма. Имя вертелось в голове юрким зайчишкой и ускользало.
– Что, пришёл поглядеть, как я упаду? – От жгучей, злобной горечи у Северги даже пересохли губы. – Ну, радуйся…
С обрыва донёсся голос мальчика:
– Я могу на время взять себе твою боль. Тогда ты сможешь бросить сюда свою верёвку и выбраться по ней.
Это было выше понимания Северги. Она ждала чего угодно – злорадства, мести, но только не помощи. Или… Ядовитым паучком на сердце шелохнулась догадка: неспроста всё это. Должен быть какой-то подвох.
Ладно. Даже если тут что-то нечисто, она потом с этим разберётся, а сейчас надо выкарабкиваться отсюда.
– Будь добр, сделай это, славный мальчик! – стараясь придать своему голосу как можно больше приветливости, крикнула Северга.
Ветер всё так же свистел и трепал кончик её косы, гнал стадо серых туч в небе, по поверхности воды бежала тошнотворная рябь волн – ничего не изменилось, кроме одного: голодное чудовище боли прекратило глодать руку Северги. Звенящая лёгкость ошеломила её на миг, и Северга, наслаждаясь ею, вслушивалась в свои ощущения. Чудо! Она пошевелила пальцами: рука чувствовалась словно слегка онемевшей, но повиновалась вполне сносно. Не теряя больше драгоценных мгновений, Северга нащупала верёвку и приготовилась бросать.
– Эй, парень! Привяжи конец к ближайшему дереву, – крикнула она вверх. – Да покрепче!
Добросить верёвку до края обрыва получилось не с первого раза: несмотря на отсутствие боли, рука двигалась с трудом, словно сквозь тесто, а не воздух. Преодолев деревянную неподатливость суставов и размахнувшись, Северга чуть не потеряла опору под ногами – вниз полетела каменная крошка, а измученная и усталая левая рука, цеплявшаяся за древесный корень, едва не разжалась. Моток взлетел, разворачиваясь в воздухе, и – о счастье! – упал на твёрдую землю где-то там, за пределами видимости Северги. Шорох шагов… Мальчишка взял верёвку и, вероятно, принялся привязывать её к дереву.
– Готово, – простонал он, склонившись над обрывом снова. В его голосе скрежетнуло страдание: похоже, он и впрямь взял себе боль Северги.
Навья подёргала за верёвку, проверяя прочность узла. Кажется, крепко. Трупно-бледная, с мертвенной фиолетовой сеткой жил, правая рука была значительно слабее левой, да и та устала держать её на отвесной каменной стене. В общем, обе руки испытывали не самые лучшие свои времена, но желание выбраться подставляло Северге невидимое плечо помощи. Скрежеща зубами от натуги и упираясь ногами в бугристые каменные складки, женщина-оборотень принялась подтягивать своё тело вверх.