Дочери Лалады. Повести о прошлом, настоящем и будущем
Шрифт:
– Господин Темгур, не гневайся, – сказала она вежливо, но твёрдо. – Мои намерения – самые порядочные. Я прошу о чести получить руку и сердце прекрасной Миринэ. Если ты согласишься отдать мне её в супруги, я буду счастлива.
Ноздри крючковатого, кривого носа хозяина вздулись, глаза мерцали жёстко и холодно, ловя отблески масляных ламп.
– Вынужден ответить тебе отказом, – каркнул он хрипло и грубо. – Миринэ не пойдёт на чужбину, супруг для неё найдётся и в родном краю. А тебя я попрошу покинуть мой дом! Ты злоупотребляешь моим терпением
Чтобы в Солнечных горах хозяин выгнал гостя, должно было случиться нечто из ряда вон выходящее. Скорее уж гость с трудом мог вырваться из хлебосольного дома, нежели бы его выставили прочь. Миринэ встрепенулась в протестующем порыве, но Темгур хлестнул плетью – не её, а низенький резной столик, так что вся посуда на нём звякнула. Его остервенело округлившиеся, ледяные глаза предупреждали, что следующий удар получит уже она, если скажет хоть слово поперёк.
– Что ж, благодарю за ту меру гостеприимства, которую ты изволил для меня отмерить, – холодно поклонилась Миромари. – Сожалею, что вызвала твой гнев. Более не смею обременять твой дом своим присутствием.
С этими словами женщина-кошка развернулась и зашагала прочь, никем не задерживаемая. Лишь Миринэ хотела броситься за ней, но суровый окрик Темгура и его поднятая плеть остановили её. Девушка заслонилась вышитым рукавом, но отчим её не ударил – только занёс руку.
Миромари вернулась в дом Алгаса Трёхпалого: там проходило застолье, с которого её вызвала на свидание Миринэ. Пирушка уже закончилась, но хозяин ещё не ушёл спать.
– Прости, что отлучилась без предупреждения, любезный Алгас, – извинилась перед ним женщина-кошка. – Неотложное дело вынудило меня покинуть твой гостеприимный дом на время. Если позволишь, я заночую на сеновале.
– Отдыхай там, где тебе удобно, дорогая Миромари, – ответил хозяин. – А завтра к обеду тебя ждут в доме у Намура. Намур просил передать, что очень желает тебя видеть у себя.
Белогорянка пожелала Алгасу спокойной ночи и устало поплелась к месту ночлега. Значит, испытанию её печени на прочность суждено было продолжиться... Зарывшись в мягкое, пахнувшее летом и солнцем сено, она попыталась забыться сном, но на душе было так тяжко, что глаза её оставались открытыми до самого рассвета.
Сдаваться она не привыкла. Выход виделся только один: выкрасть Миринэ, раз уж тут водился такой обычай.
Подремать удалось, наверное, только полчаса, да и те промелькнули, как один миг. Едва веки Миромари сомкнулись, как её позвали к утренней трапезе. Завтракала она ещё у Алгаса, а обедала уже у Намура. И снова лились рекой вино и таштиша, и вскоре краткая полоса трезвости сменилась порядком утомившей женщину-кошку дымкой хмеля. Но это только сперва – дымкой, которая не мешала ей ни говорить, ни мыслить, а потом от досады она слишком быстро напилась: мало закусывала и часто прикладывалась к кубку. В таком отчаянном виде её и застала рыжая Жмурка, десятница из отряда кошек, которая пришла напомнить ей, что её отпуск закончился вчера.
–
– Я бы рада, честно! – сказала Миромари. – Но только если ты сумеешь объяснить это моему хозяину.
На свою беду, Жмурка недостаточно хорошо знала местные обычаи. Миромари с мрачной усмешкой наблюдала, как та на ломаном метебийском пыталась втолковать хозяину и гостям, что белогорянке пора возвращаться к своей службе, и что это не обсуждается...
– Дорогая, она вернётся, обязательно вернётся! – ответили Жмурке. – Но сначала просим тебя выпить с нами один кубок этого тридцатилетнего вина, раз уж ты пожаловала к нам. Нет, отказ не принимается! Гость не должен уходить от стола ни с чем, так в нашей земле заведено.
– Благодарю, но я на службе, – пыталась отнекиваться десятница.
– Один кубок! Всего один! Не обижай нас!
Обидеть радушного хозяина Жмурка, конечно, не хотела.
– Что ж, если всего один, то можно, пожалуй.
– Ну вот и славно! – воскликнул хозяин. – Эй, Амга, неси гостье самый большой кубок! Да наливай полнее!
Когда Жмурка увидела этот, с позволения сказать, кубок, у неё вырвалось:
– Да в этой бадье можно ребёнка купать! Мне столько не выпить!
Хозяин сдвинул густые брови, следом за ним нахмурились и гости:
– Обидеть нас хочешь?!
– Нет-нет, что вы, – заверила Жмурка. И, нервно сглотнув, приняла объёмистый сосуд с вином.
Она устремила испуганный взгляд на Миромари, но та лишь развела руками: мол, я тут ни при чём, ты сама согласилась. А зловеще-насмешливый огонёк в её синих глазах, порядком затуманенных хмелем, как бы говорил: «Знала бы ты, сестрица, во что ты ввязываешься!»
Вскоре Жмурка на собственной шкуре узнала, отчего Миромари так задержалась. За вином последовала закуска, потом таштиша, потом снова закуска и опять вино... Уже поднабравшаяся в этом деле опыта Миромари шепнула изрядно окосевшей соратнице:
– Лучше пей что-то одно, мешать не советую.
– Где ты была со своими советами хотя бы час назад? – икнула та.
А ещё спустя час посланница, призванная вернуть Миромари на службу, сама свалилась под стол, и её с величайшей бережностью отнесли на сеновал, где и устроили с удобством. Миромари присоединилась к ней только вечером, а наутро обеих уже ждали у нового хозяина – Ардвада.
– Я... ик... должна быть на службе! – промямлила Жмурка, бледная и опухшая.
– Будешь, дорогая, непременно будешь! – заверили её. – Но на дорожку выпей ещё кубок, совсем маленький!
Десятницу трясло с вчерашнего перепоя, но после одного кубка, действительно небольшого, ей полегчало. А после чарки таштиши, выпитой «на старые дрожжи», ей так захорошело, что она уже и забыла о цели своего прибытия. Где-то в середине дня, немного проспавшись, Жмурка дохнула Миромари в ухо перегаром: