Дочери леса

Смолин Александр

Первая взялась за нож Ворожба. Ее зловещее светлое личико расплылось в довольной ухмылке. Завизжал поросенок! Ударила его в ногу! Чтобы помучился, в открытую наслаждаясь болью невинного существа. В ее глазах пробудился дух ярости, и они стали красными. Она била снова и снова, выкрикивая скверные ругательства, а свинья продолжала орать. Кровь обагрила клинок и забрызгала девочке все лицо. Случайно она задела артерию. Свинья стала истекать кровью. Пока из рук кинжал не забрала Грета.

— Довольно дитя. Оставим сестрам!

Свинья лежала на специальном деревянном столике с дырочками, так, чтобы вся ее кровь стекала в таз под стол. Чтобы собрать во зло. Чтобы излить потом!

Второй, нож взяла Веда, несколько

раз сжала его в руке, как бы готовясь к замаху. В ушах послышался голос владыки: "Давай дитя — сделай это ради меня". И Веда вонзила нож умирающему поросенку в брюхо — взвизгнул. Она нанесла еще удар куда-то промеж ребер — снова взвизгнул — но мать велела бить в лапы, чтобы не убивать сразу — чтобы помучился дольше. Да и сама Веда после нескольких ударов почувствовала влечение и легкую жажду крови. Она била снова и снова, то совершая проколы, то нанося царапины. А свинья продолжала оглушительно визжать и хрюкать. Сейчас Веда не видела себя со стороны, но ее глаза светились желтым фосфором.

Сверху, сидя на печи, за темным люком, с ужасом наблюдал бабай. Он знал, что во тьме подвала мучают живое существо и скорее всего — что его погубят.

— Довольно! — велела остановиться Грета, но Веда ее не сразу поняла. Старухе пришлось силой отобрать орудие и буквально всучить острый клинок Проклятию.

Третья сестра неуверенно держала нож, ощущая прохладу резной металлической рукояти "Черного убивца" — так Грета звала его иногда... лезвие в руке задрожало, на мгновение кромка ножа блеснула, поймав свет лампады стоящей рядом на бочке, во рту пересохло, в области солнечного сплетения разлилась ноющая боль, заставляющая дрожать колени... девочка не смогла ударить. Ее лицо преисполнилось сострадания.

— Бей плутовка! Не позорь меня перед владыкой! Бей я тебе говорю!

Нет — не смогла она себя заставить, бросила нож на землю и приложила руки к агонизирующим лапкам поросеночка, утопив свои ладошки в густой и теплой крови.

Из ее глаз потекли слезы.

Грета со всей силы ударила ее по лицу.

Проклятие упала на грязный забрызганный кровью пол, при этом больно оцарапав локоть на правой руке. Сперва заревела. Потом мать выхватила из-за стола деревянную палку и обрушилась на нее как грозовая туча. Тут-то девчонка переменилась практически сразу — ее глаза блеснули во тьме — она ничуть не боялась гнева старухи или побоев — она была храброй и даже смеялась в ответ. Тогда Грета еще больше вышла из себя, схватила ее за волосы и окунула головой в таз с кровью свиньи. Дочка едва не захлебнулась. — Не нравиться?! — издевалась ведьма. — Я покажу тебе как мне перечить потаскуха! — Она опускала ее снова и снова, а та лишь смеялась в ответ.

Сердце Веды разорвалось от боли, когда она увидела, как сестра давиться нечистотами зверя, но она не осмеливалась помочь ей, ведь матушка была слишком сурова. А Грета, не останавливаясь, продолжала воспитывать дочь дрыном.

— Ай, ай, — слышались крики Проклятия в темноте подвала, а потом снова смех.

Но смех раздавался недолго, ведь Грета была весьма опытной в наказаниях женщиной. Вскоре Проклятие уже рыдала от боли.

Ворожба с жадностью наблюдала за процессом, будто страдания сестры приносили ей удовольствие. Веда тоже смотрела на заплаканное лицо Зеленоглазки, губы и носик которой стали красными от горя. Бедняжка пыталась закрываться, пока мать наносила удары по ее беззащитным рукам и ногам, но палка была беспощадна. Не выдержала Веда любимых слез родной души — бросилась на сестру и закрыла ее собой. Тогда Грета принялась колотить и ее. Палка прошлась по всем ее ребрам, пока защитница не скатилась на пол и не схватилась за живот. Обе нарушительницы порядка пытались восстановить перебитое палкой дыхание, лежа на полу. Они старались всем своим видом разжалобить мать, только в глазах у Греты — отродясь не бывало жалости.

—

Я хочу, чтобы из вас выросли настоящие ведьмы! — приговаривала старуха, сотрясая орудием в воздухе. — Я выбью из вас эту людскую дурь!

Недобитый поросенок все это время кровавыми сопельками громко дышал и фыркал, а из его приоткрытой пасти текла тоненькая струйка крови. Жизнь покидала его невинное тело на фоне танцующих теней подвала. Словно танцующие бесы плясали они под огненную дуду масляного светильника. Через конвульсии раненых конечностей он уходил в мир иной, потряхивая задними лапами связанными тугой веревкой.

Когда Грета удовлетворилась наказанием, то взяла с пола тесак и вогнала его свинье прямо в сердце, по самую рукоять с доворотом и хрустом ребер. В последний раз поросенок разорвал зломрачную тишину надрывистым диким воплем и навсегда затих.

От этого вопля черные пауки решили забиться в свои расщелины в стенах, чтобы из безопасных укрытий молча наблюдать за происходящим.

После расправы старуха вынесла таз с кровью в горницу и велела девочкам избавиться от одежды. Перечить ведьме уже никто не смел. Да и жесткая палка была по-прежнему у нее. Скинув платья и получив приказание обмазаться кровью, дочери поспешили исполнить приказ, лишь на мгновение пробежав друг по другу взглядом, чтобы увидеть как расплываются по телу свежие синяки.

Грета тоже принимала в ритуале участие. Ритуалы в целом были обязательны, даже если ведьма дружила с самим Апокрифезисом, вроде того как это было у Веточки. Ритуалы притягивали специальную нужную ведьмам темную энергетику, которая затем обращалась в чары. Эту энергетику им давал дьявол, а сам он питался страданиями живых существ, будто страдания эти давали ему жизненную силу и безграничную власть!

***

Старуха окинула взором измазанных кровью дочерей леса и осталась довольна ими — вокруг них скопилось достаточное количество злых духов и пакостников, чтобы можно было начинать ритуал. Она повела их наружу за дверь и в таком виде велела ходить вслед за ней вокруг поместья против часовой стрелки, обнаженными, по колено в сугробах. Весь лес был завален снегом, деревья трещали от мороза — местами лопались — падали, не выдерживая суровой зимы. Морозы уже были сильные. Да. Такие трескучие как в разгар января, но еще не такие лютые как в разгул февраля. От смертоносного холода весь лес молчал. Было тихо — как-то очень тихо... а ведь эта зима и в сравнение не шла с прошлыми зимами старины.

При этом еще нужно было все время повторять заговор. Горло щипало от холодного воздуха, пар облаками клубился из легких.

Когда Грета двинулась по озвученной траектории сестры пошли за ней. Девочки гладили себя по рукам, пытаясь немного согреться.

Я не я, тьма, тьма — жизнь моя, тьма моя.

Мать родила, тело дала, тело свое, я продала.

Шиш за кукиш, грош за уши, два за нос, три за рост.

Тьма, тьма, я не я, — жизнь моя, тьма моя.

Свинья родила, тело козла, рябь на глаза, смоет роса.

Дым, труба, плуг и коса, я не я, я заря.

Темная ночь, жар угля, тело мое, а плоть не моя.

Я не я, тьма, тьма, жизнь моя, тьма моя.

Мать родила, душу дала, душу свою — я продала.

Шиш за кукиш, грош за уши, два за нос, три за рост.

Тьма, тьма, я не я, жизнь моя, тьма моя.

Свинья родила, тело козла, рябь на глаза, смоет роса.

Дым, труба, плуг и коса, я не я, я заря.

Темная ночь, жар угля, тело мое, а плоть не моя.

(Каждое ведьмовское заклятие несло в себе потаенный смысл. Это был не просто набор рифмованных строк, но зашифрованные слова языка заклинаний — Абракадабры. Для различения именно нужных слов использовалось несколько техник. Например: техника крест-накрест. Когда из одной строчки бралось первое слово, а из второй последнее, и получалось что-то вроде зашифрованного послания невидимому миру.