Дочери Луны
Шрифт:
– Да, действительно есть что-то общее между этими вещами. Я написал целую серию портретов девушек, черты лица которых были спрятаны под волосами и едва угадывались. Казалось, что, как только что-то привлечет их внимание, они сразу же обернутся. Правда, интересно?
– А над чем ты сейчас работаешь?
Они снова вышли на свежий воздух и стали спускаться вниз по ступенькам.
– Я пишу портреты людей, которые, подобно Форбсу, занимались грандиозными делами. – Питер вел Мэг по дороге к поселку, в котором до сих пор сохранились постройки восемнадцатого века,
– Здесь находится мансарда, в которой хозяева иногда даже разрешают переночевать. Не разрешает только миссис Паску. – Стоя в лестничном проеме, он подмигнул Мэг, приглашая последовать за ним.
Тут же послышался хриплый голос:
– У меня тут и без того трое детей, а вы еще одного тащите!
Питер засмеялся в ответ:
– Да это мой коллега-художник, которому я хочу показать свои работы!
– Только, пожалуйста, никакого секса! – отозвалась она.
Состроив комическую гримасу Мэг, Сноу с любопытством спросил:
– Как вы догадались, что это женщина?
– Да кто тут еще может быть?
Нисколько не смутившись, он добродушно засмеялся, поднявшись вверх по лестнице на два пролета. Мэг шла за ним следом.
Несмотря на то, что студия была поистине огромной, по крайней мере две трети ее площади были расположены под слишком низкими сводами, больше напоминая какое-то хранилище, которое было забито всевозможными рисовальными принадлежностями. Мэг насчитала здесь более сотни сваленных в кучу полотен. В удобной для работы части комнаты, чуть ли не у слухового окна, находились мольберт и стол, уставленный множеством горшочков, банок с кистями и всяческими другими предметами. Пол был из простых досок, потолок подпирали обтесанные стропила, между которыми очень надежно были прикреплены грифельные доски. Опорой для крыши служили огромные балки, источенные древесными червями. Все находившиеся в студии предметы – настилы на полу, грифельные доски, планки и полотна – были покрыты толстым слоем пыли.
Питер подошел к мольберту и снял с него покрывало.
– Это моя последняя работа. Я никому не хотел говорить о том, что это не кто иной, как слезающая со своей сковороды миссис Паску.
– Что?
– Да, так оно и есть. Она все готовит на сковороде, она чуть ли не садится на сковороду во время приготовления пищи. А когда она, объятая клубами дыма, смотрит на тебя, оторвав взгляд от своего главного объекта – сковороды, она выглядит именно так, как я нарисовал ее на картине.
Под маленькими, глубоко посаженными глазками бугрились сальные розовые щеки. А за неожиданно маленькие, аккуратные уши были зачесаны влажные от пота завитки волос.
С любовью глядя на картину, он произнес:
– Обрати внимание на уши и на подбородок. Ой, извини, на подбородки, видишь, какие они деликатные.
Мэг ответила:
– Эта картина чем-то напоминает мне Гальса. Сильно польщенный таким признанием, он сказал:
– Неужели? Я догадываюсь, откуда у тебя такие ассоциации. Ты
– Только отдельные картины.
Мэг внимательно наблюдала за тем, как он демонстрировал ей каждое из своих полотен. Не переставая восхищаться его талантом, она постоянно думала о том, что же понимал Питер под словом «дружба», одновременно задумываясь над своим отношением к этому вопросу. Когда Питер, выпрямившись во весь рост, стукнулся об одну из подпорок крыши головой, Мэг очень хотелось погладить ушибленное место. Но Питер остановил ее:
– Не беспокойся. Я, похоже, получил всего лишь сотрясение мозга. Только, ради всего святого, прошу тебя, не переживай!
И Мэг рассмеялась в ответ. Наверное, это и есть дружба, подумала она.
Они сидели на простиравшейся над Кихолом горе, закусывая бутербродами с сыром. Погода стала незаметно меняться. Чувствуя, как стынут ее озябшие без перчаток руки, Мэг, пытаясь согреться, постоянно Дула на пальцы.
– Я тоже окоченел, – признался Питер, взглянув на часы, которые показывали уже половину третьего. – Нужно возвращаться в твой трактир и прощаться. А завтра встретимся с парнем, который понимает толк в переделке чердаков. Как, идет?
– Идет, – облегченно вздохнув, ответила она.
У Мэг было такое чувство, как будто бы она последние шесть часов провела на какой-нибудь шумной вечеринке. Очевидно, дружественное расположение Питера тоже имело свои границы. И это обстоятельство весьма обрадовало Мэг. А может быть, он вовсе не был таким безрассудным, каким показался вначале.
– Мне тоже надо позвонить Брэкнелу. И лучше это сделать прямо сегодня.
– Брэкнелу?
– Это адвокат, который занимался делами Седрика.
– Расскажи поподробнее о Седрике, Эми и ее компании. И особенно о сестре. Мне хочется знать о них абсолютно все.
Мэг ничего не имела против такого предложения, но вот об истории с Седриком она решила умолчать. Не стала она также рассказывать ему о Миранде. Поэтому она лишь ответила:
– Тебе все и без того известно. Я такая, какою ты видишь меня перед собой. Сперва я училась, а теперь буду вить собственное гнездо. Не стоит судить обо мне по моим родственникам. – Чтобы как-то смягчить довольно резко прозвучавшую из ее уст фразу, Мэг сказала: – Я хочу, чтобы ты судил обо мне по моим поступкам, Питер.
– Ладно, ладно.
Подкинув распитую на двоих пустую бутылку вина, Питер затем поймал ее и начал глядеть в горлышко так, как будто бы это был телескоп.
– Когда я начну работать над твоим портретом, я обязательно продумаю его текстуру. Мне очень хочется найти способ, который позволил бы почетче выделить на рисунке каждую прядь твоих абрикосовых волос. И еще мне хочется попробовать окунуться в твои прозрачные глаза. – Опустив бутылку, он продолжил: – И как я все это смогу сделать, если ты мне запрещаешь даже говорить о тебе?