Дочери Рима
Шрифт:
— Как ты смеешь уходить от меня, нахальная сучка?! — взвизгнула в спину Диане Туллия.
— Я не ухожу, Туллия, — бросила та через плечо. — Я убегаю. Причем как можно быстрее.
— Ты не против, если мы убежим вместе с тобой? — спросила у нее Марцелла, увлекая за собой Корнелию. В открытую крышу атрия падал дождь. — Корнелии нужен укромный уголок, где ей никто бы не мешал. Она собралась наложить на себя руки.
— Я сделаю то же самое, если останусь в этом доме еще хотя бы минуту.
— Куда ты? — бросила им вслед Туллия. — Мой ужин!
— Мне
— …наконец что-то сделала, — продолжала Марцелла, не обращая внимания на слова сестры. — Меньше десятка слов. Всего шесть.
— Что за суета? — поинтересовался проходивший мимо них Луций, лениво глядя на струи нескончаемого дождя. — Марцелла, может, ты напомнишь рабам о моих тогах? Мне не нравится, как они их накрахмалили.
Марцелла посмотрела мужу прямо в глаза.
— Луций, — ровным тоном произнесла она, не обращая внимания ни на кого: ни на слезы Корнелии, ни на нетерпеливо топавшую ногой Диану, ни на пылавшую гневом на другом конце атрия Туллию. — Ты недавно недвусмысленно дал мне понять, что никогда не сделаешь меня хозяйкой своего дома. Так что считай, что я здесь всего лишь гостья, так же, как и ты. Если тебе не нравится, как выглядит твоя одежда, будь добр, скажи об этом рабам сам.
Сказав это, она вытащила Корнелию под дождь.
— О, боги, только не эти одеяла! Они же все дырявые! — воскликнула Лоллия, сморщив нос. — У нас осталось еще что-нибудь в кладовой?
— Все раздали еще вчера, госпожа.
— Тогда берите попоны. Если они чистые и теплые, люди им будут рады, даже несмотря на запах лошадиного пота, — сказала Лоллия и повернулась к повару и рабам. Те послушно ходили за ней по пятам, как выводок утят за уткой, а возле ее ног крутилась беззаботная кудрявая Флавия. Взрослые, напротив, были мрачны.
— Госпожа, — обратился к Лоллии повар, когда хозяйка решила озаботиться вопросами кухни. Обычно он занимался сладкой выпечкой. — Это ниже моих способностей. Я пек печенье и булочки для императоров и царей, теперь же меня заставляют печь простые лепешки для плебеев.
— От печенья и пирожков мало пользы в дни наводнения, — ответила Лоллия и выглянула в щель между ставнями во двор. Как обычно, перед домом выстроилась длинная очередь; головы людей опущены под тугими струями дождя. — О, небо, неужели этому никогда не будет конца?!
— Но, госпожа!..
— Оппий, я знаю, ты в жизни не видел ничего более ужасного, чем ячменная мука, но это неотложная необходимость. Ты оказываешь огромную услугу нашим жильцам, и я не оставлю тебя за это без награды. — С этими словами Лоллия похлопала пекаря по испачканному мукой плечу. — Лепешки, прошу тебя, напеки их как можно больше.
Она на минуту отвернулась от Оппия и, подхватив Флавию на руки,
— Будет лучше, если мы откроем ворота. Сегодня очередь, кажется, даже длиннее, чем вчера.
Похоже, что этому ужасу не будет конца! Дожди в этом году пошли гораздо позже обычного, и Тибр стремительно вышел из берегов. Мост Силика обрушился. Целые кварталы жилых домов в бедной части города обрушились в воду грудами камня. Затопило несколько городских зернохранилищ, и хранившееся в них зерно было безнадежно испорчено. Лавки закрылись, и их хозяева спешно перебрались в места повыше, куда еще не добралась вода. Роскошный дом, который Лоллия занимала вместе со своим новым мужем Сальвием, еще не затопило, но потоп уже подобрался к самому порогу. Это обстоятельство вынудило ее взять с собой дочь и перебраться в огромный дом деда, прилепившийся к высокому склону Палатинского холма. Кстати, его владельцу наводнение также принесло немало бед. Два принадлежащих деду доходных дома было разрушено, четыре лавки пришлось закрыть.
— Не толкайтесь! Проявляйте терпение, вам всем помогут, так что соблюдайте очередь!
Во двор дома хлынула толпа. Всего десять дней назад здесь цвели зимние лилии и ярко зеленел ранний весенний мох, сегодня же по нему текли бурные грязевые потоки. Рабы послушно выполняли распоряжения Лоллии, зорко следя за тем, чтобы очередь, получая одеяла, лепешки и миски с ячменной похлебкой, вела себя спокойно.
— Госпожа, — пожаловался управляющий, — некоторые из этих людей — плебеи из других кварталов города. Мы же не обязаны кормить жильцов чужих домов! Нам бы своих накормить!
— Накорми их всех, Элий. Мы можем себе это позволить.
Рабы, плебеи, жильцы доходных домов — все они тянули к ней замерзшие, дрожащие руки, и Лоллия раздавала им деньги, сопровождая раздачу ободряющими словами. Она знала, что делать, что бы ни говорили кузины, всегда считавшие ее белоручкой. Они способны лишь чесать языками. Да, я обожаю удовольствия, но только в хорошие времена. Когда же наступают времена плохие, я без всяких разговоров закатываю рукава и занимаюсь нужным делом. Дед всегда учил ее поступать так. Когда-то он сам был рабом, а рабы никогда не забывают своего горького прошлого.
— Тут хватит для всех, — успокоила Лоллия очередного просителя. — Да, ты можешь взять еще одно одеяло. Послушай, женщина, тебе в твоем положении нельзя находиться под дождем. Когда тебе рожать? Ступай на кухню и согрейся у огня, прежде чем отправиться домой. Все верно, мой дед отложил для вас плату за жилье до тех пор, пока не прекратится наводнение. Можешь открывать свою пекарню, когда пожелаешь, мы подождем с оплатой долга. А вам советую поговорить с управляющим о починке крыши. Как только вода схлынет, ее непременно починят…