Догадка Ферма
Шрифт:
— Книготорговцу! Действительно, эти люди — самые опасные шпионы! Ваш молодец, конечно же, решил подсунуть хозяину лавки подстрекательские сочинения! Всем известно, что парижские книготорговцы и издатели заигрывают с Испанией, чтобы снискать расположение инквизиции и тем самым уберечься от костра! — насмешливо произнес комиссар.
— Не надо язвить, Гастон, — серьезно сказал Луи. — Слишком многих книготорговцев приговорили к смерти и казнили на площади Мобер.
Улыбка сползла с лица комиссара.
— Так это было на площади Мобер?
— Да, мсье.
— Ну-ка, рассказывайте все, не упуская
Это уже говорил полицейский.
Когда Гофреди умолк, Гастон помотал головой, что выражало у него интерес и озадаченность.
— Ничто не доказывает, что этот человек хотел скрыть свой визит к книготорговцу, — сказал он, наконец.
— Почему же он прибег к подобной хитрости? — спросил Луи.
— Возможно, он действительно заметил, что Гофреди идет за ним по пятам, и перепугался. Знаете ли, Гофреди, я не хочу вас обидеть, но ваша внешность может внушать опасения. Если бы я был с вами не знаком и обнаружил, что вы меня преследуете, я бы сделал все возможное, чтобы избавиться от вас.
Гофреди от души рассмеялся, и Луи последовал его примеру.
— Такую возможность и в самом деле исключать нельзя.
— Есть также множество других, — продолжал Гастон. — Например, Шантлу мог зайти в этот двор, чтобы повидаться с другом, и, не застав его дома, вернулся назад по другой улице.
На сей раз Луи с сомнением поморщился.
— Кстати, а ты знаешь этого книготорговца? — спросил Гастон. — В конце концов, ведь именно ты ходишь по всем книжным лавкам и лучше других знаешь этих людей, не зря же тебе приходилось составлять для них всевозможные контракты и договоры.
В первые годы книгоиздательства книги печатались за счет авторов и выставлялись на продажу в торговых лавках. Их владельцы были всего лишь коммерсантами, и автор оставался собственником своего сочинения.
Но довольно быстро печатники, которые занимались изданием старых текстов, греческих и латинских, стали покупать новые у живых авторов. Тогда и начали составлять договоры у нотариусов. Долгое время это было специальностью Луи в отцовской конторе, ибо подобного рода контракты часто отличались большой сложностью.
Действительно, нельзя было опубликовать книгу, не испросив согласия Университета, иными словами, парижских духовных властей. Форма такого одобрения менялась со временем, и после установления о печатном деле, принятого в сентябре 1563 года, любую книгу во Франции можно было издать, лишь получив королевское разрешение, скрепленное большой печатью канцлера.
Эта апробация получила название королевской привилегии. С другой стороны, она в течение нескольких лет ограждала автора от воровства.
В установлении о печатном деле, принятом в январе 1629 года и называемом обычно Кодекс Мишо, были выработаны общие правила надзора за изданием книг. Канцлер назначал цензоров, которым предписывалось рассматривать все прошения о привилегии. Автор также должен был предъявить свое сочинение синдикам Печатни, многие из которых входили в грозное и таинственное сообщество — «Братство Индекса».
Преодолев эти препятствия и обретя королевскую привилегию, автор
В любом случае авторское вознаграждение было очень скромным. Луи помнил, как в 1636 году отец рассказал ему, что Бенсерад [34] получил всего сто пятьдесят ливров за свою трагедию «Клеопатра», а Жан Ротру [35] в том же году продал четыре пьесы за семьсот пятьдесят ливров.
34
Исаакде Бенсерад (1612–1691) — гугенотский поэт и автор трагедий, которому долго оказывал покровительство Ришелье. Посещал дворец Рамбуйе и был избран во Французскую академию вместо скончавшегося Шаилена.
35
Жан Ротру (1609–1650) занимал должность начальника полиции и судьи по уголовным делам в Дрё. Он написал, в частности, «Ипохондрика» и «Комедию Тюильри».
— Этого книготорговца зовут Шарль де Бреш, на его вывеске написано «Под эгидой Рима», и я никогда о нем не слышал, — объяснил Луи. — Но намерен заглянуть к нему…
— Ничего это не даст, — самоуверенно улыбнулся Гастон. — А теперь не хочешь ли узнать, что делал вчера вечером наш рассеянный?
— Твоя очередь, — вздохнул Луи.
— Прежде всего, Клод Абер живет на постоялом дворе «Голландия»! — звонко произнес Гастон.
Поскольку никто не шелохнулся, он отчеканил:
— «Голландия»! В этом заведении бывают в основном голландцы!
— Но если бы он работал на них, — заметил Луи, — неужели совершил бы такую глупость, чтоб еще и поселиться рядом?
Гастон пожал плечами:
— Иногда бывает трудно все предусмотреть. Но я еще не закончил. Зайдя к себе переодеться, он отправился в игорный дом «Азар».
— Он играет? — удивился Луи.
— Несомненно! Но, должен признаться, в само заведение я не входил. Важно то, что этот игорный дом принадлежит мадемуазель Франсуазе де Шемро.
Гастон помолчал, чтобы слушатели оценили значение этого факта.
— Кто такая Франсуаза де Шемро? — спросил Луи, подняв брови.
Гастон вздохнул:
— Меня удручает твое невежество! Значит, ты никогда о ней не слышал?
— Нет, признаюсь тебе!
— Тогда слушай: Франсуаза де Шемро происходит из древнего, но разорившегося рода де Барбезьер. В Париж она приехала несколько лет назад нищая, как Иов. О ней в то время говорили, что у нее нет ничего, кроме ослика и красоты! Но красоты невероятной! Помимо всего прочего, у нее роскошные светлые волосы, настолько густые, что обожатели сравнивают их с золотыми волнами. Недаром ее прозвали Прекрасная Блудница. В Париж она приехала с целью пробиться любой ценой. Поэтому и явилась к самому могущественному человеку Франции, чтобы предложить свои услуги. Кстати, один из ее братьев был у него пажом.