Догмат и мистика в Православии, Католичестве и Протестантстве

Новоселов Михаил Александрович

Не надо забывать, что есть видения — плод разгоряченного воображения, и есть видения—прелесть бесовская. Благодатные видения очень редки и устрояются Духом Божиим в видах воспитания духовного. Таким образом, есть видения и от Духа Божия, но надо быть очень осторожным в различении их, ибо недалеко от себя имеем темного искусника, умеющего принимать вид ангела светлого. И сколько было неосторожных, погибших от неразборчивого доверия видениям!..

Опытные умеют их различать от порождения своего воображения и привидений бесовских; но как на деле людей неопытных более, чем опытных, и к тому же враг слишком хитер, то поставлено вообще законом не принимать никаких видений и не доверяться им. «Внимай себе тщательно, рачитель Божиего дела, — пишет другой наставник в {303}духовной жизни, — и разумно совершай дело свое. Если увидишь свет или огонь вне себя или внутри, или образ какой — Христа, например, или ангела, или иного кого, не принимай того, чтоб не потерпеть вреда. И уму своему не попускай строить в тебе такие образы: это внешнее дело и ведет к прелести. И если заметишь, что будто тянет кто ум твой к таким внешним воображениям, не поддавайся, держась внутрь и совершая дело внимания к Богу без всяких образов» [81].

Откровения

Откровения — болезнь мистиков. У них вся забота об умовой стороне, и все ожидания их вращаются около постижения сокровенных тайн миробытия [82], тогда как существо дела в духовной

жизни — многотрудная работа над собою, в видах очищения сердца от страстей. И даже когда это будет достигнуто, обещается не откровение тайн, а блаженное богозрение (Матф. 5, 8). В откровении Божием передано нам вполне достаточно о Боге, Божественном порядке вещей и о всем нужном для нашего спасения. Других откровений ожидать не следует; они {304} и не даются. По раскрытии в нас царства, точно, происходит нечто похожее на откровения, только не чего-либо нового, а того же, что уже открыто и что уже известно было нам по уму, а не по опыту. Тут дается сердцем ощутить все Божественные истины, и теоретические, и практические, составляющие существо христианства, или нашего богообщения в Господе Иисусе Христе, благодатию Святого Духа. И прежде они были ведомы, но совсем не так, так что не знавшим их теперь думается, что они получают нечто новое. Это похоже на то, как, читая путешествие, напрягаешься вообразить все по описанию и думаешь, что все знаешь; а когда придется взглянуть на все своими глазами, то находишь все совершенно новым, словно прежде ничего о том и не воображалось. Возьмем одну главную мысль. Христианство, то есть вера в Господа Иисуса Христа и общение с Ним, есть спасение или избавление нас от решительных зол, ничем другим не отвратимых. Все это исповедуют, но только исповедание это до времени есть умовое верование; когда же вступит кто в то состояние, о котором речь идет, тогда он {305} начинает носить в себе чувство спасения и избавления. Он не только верует быть спасенным, но чувствует себя спасенным: все одно как утопал бы кто — и принят был на спасительную лодку. Когда придет это чувство, тогда самая истина спасения явится в новом свете и в новой силе. Как эта истина переходит в чувство, так и все другие — и большие и малые — все входят в сердце и обращаются в существо нашего ума и духа. И всякое такое восприятие сердцем истины отзывается в сознании новым откровением, словно тут только она и узнана. Припомните, как игумен Парфений до обращения своего из раскола сто раз, как говорит сам, читал в книге о вере, что греческая Церковь и под турецким игом сохранила чистоту веры, — и все не в догадку, что это за истина. Но однажды она вошла в его сердце, и все осветила, и мгновенно произвела в нем внутренний переворот. Я думаю, и всякий испытывал, как иногда вещь какая-нибудь лежит перед глазами и все не видится, а потом вдруг как бы входит в глаз: глядишь — и недоумеваешь, откуда она взялась. То же совершается и в духовной жизни: ныне одна, {306} завтра другая истина домостроительства нашего спасения вводится в сердце и начинает быть чувствуема в ее истинном виде, но никаких новых откровений не бывает. Вот это именно, а не другое что, означает и древнее обетование, что

все будут научены Богом

(Ис. 54, 13; ср. Иоан. 6, 45).

Мистики всюду видят таинства, и самые простые евангельские сказания превращают в аллегории высоких идей, какие они сами сплетают. Буква для них ничто, и буквальный смысл не есть для них истинный смысл, оттого что прост, а им хитрить хочется. На самом же деле буквальный смысл есть истинный смысл, от Духа Святого исходящий, и отступать от него при изучении Откровения позволяется только в крайней нужде. Если отступить от этого закона, то можно извратить все Божественное Писание по своему смышлению, и не останется у нас никакого критерия истины. Что дает озарение свыше? Оно дает не новое что-либо узреть помимо буквального смысла, а тот же самый смысл, печатлея его в сердце. Пока один ум трудится над уразумением Писания, до тех пор получаемые истины {307} держатся в голове для умовых интересов, большею частию бесплодно для жизни. Озарение же свыше, печатлея эти истины в сердце и давая вкусить их, делает их направителями жизни, а опыты жизни еще полнее дают уразуметь силу их. При этом, так как всякая истина имеет свой круг понятий, то озарение вводит ум чрез сердце в созерцание всего этого круга. Это может казаться откровением чего-то нового, а оно вовсе не ново; оно то же самое, только видится полнее и яснее.

{308}

II О прелести в молитве [83]

Прелесть есть повреждение естества человеческого. Прелесть есть состояние всех человеков без исключения, произведенное падением праотцов наших. Все мы — в прелести [84]. Знание этого есть величайшее предохранение от прелести. Величайшая прелесть — признавать себя свободными от прелести. Все мы обмануты, все обольщены, все находимся в ложном состоянии, нуждаемся в освобождении истиною. Истина есть Господь наш Иисус Христос… Прелесть есть усвоение человеком лжи, принятой им за истину. Прелесть действует первоначально на образ мыслей; будучи принята и извратив образ мыс{309}лей, она немедленно сообщается сердцу, извращает сердечные ощущения; овладев сущностью человека, она разливается на всю деятельность его, отравляет самое тело как неразрывно связанное Творцом с душой. Состояние прелести есть состояние погибели, или вечной смерти.

Со времени падения человека диавол получил к нему постоянно-свободный доступ. Он старается обольстить и обмануть нас, опираясь на наше состояние самообольщения; наши страсти — эти болезненные влечения — он приводит в движение; пагубные требования их облачает в благовидность, усиливает склонить нас к удовлетворению страстям.

Состояние людей в бесовской прелести бывает очень разнообразно, соответствуя той степени, в которой человек порабощен страсти. Но все, впавшие в бесовскую прелесть, то есть чрез развитие собственного самообольщения вступившие в общение с диаволом и в порабощение ему, находятся в прелести, суть храмы и орудия бесов, жертвы вечной смерти, жизни в темницах ада.

{310}

Признаки истинного духовного настроения

Святая истина извещается сердцу тишиною, спокойствием, ясностью, миром, расположением к покаянию, к углублению в себя, к безнадежию на себя, к утешительной надежде на Бога. Ложь, хотя бы и облеклась в личину добра, познается по производимому ею смущению, мраку, неопределенности, переменчивости, развлечению, мечтательности; или же она только обольщает сердце — льстиво приносит ему довольство, какое-то неясное, мутное наслаждение. И это наслаждение обольщенного сердца похоже на притворную тишину, которою прикрыта поверхность глубокого, темного омута—жилища чудовищ… Обольстительное наслаждение питается самомнением, которое рождается от тонко действующего тщеславия, ослепляющего ум и сердце; оно любит высказать себя, оно позволяет себе отклоняться от точного повиновения Святой Церкви, умнее ее; оно, как и все прелести, козни диавола, как сам диавол и его чадо — грех, не терпят благоухания для них смертоносного, убийственного благо{311}ухания, которое издают из себя покаяние и его плод—смирение. Спаситель мира сказал:

«Блажени нищии духом, блажени алчущии ныне, блажени плачущии ныне… горе вам, насыщеннии ныне»

(Т. IV, стр. 445, изд. 3-е).

Все виды бесовской прелести, которым подвергается подвижник молитвы, возникают из того, что в основание молитвы не положено покаяние,

что покаяние не сделалось источником, душою, целию молитвы. «Если кто, — говорит преподобный Григорий Синаит, — с самонадеянностью, основанною на самомнении [85], мечтает достигнуть в высокие молитвенные состояния и стяжал ревность не истинную, а сатанинскую, того диавол удобно опутывает своими сетями, как своего служителя». Всякий, усиливающийся взойти на брак Сына Божия не в чистых и светлых одеждах, устраиваемых покаянием, а прямо в своем рубище, в состоянии ветхости, греховности и самообольщения, извергается вон, во тьму кромешную: в бесовскую прелесть. Покаяние и все, из чего оно составляется, как-то: сокрушение, или болезнование духа, плач сердца, слезы, самоосуждение, памятование и предощущение {312} смерти, суда Божия и вечных мук, ощущение присутствия Божия, страх Божий — суть дары Божии, дары великой цены, дары первоначальные и основные, залоги даров высших и вечных. Без предварительного получения их подаяние последующих даров невозможно. «Как бы ни возвышенны были наши подвиги, — сказал святой Иоанн Лествичник, — но если мы не стяжали болезнующего сердца, то эти подвиги и ложны, и тщетны» [86]. Покаяние, сокрушение духа, плач суть признаки, суть свидетельство правильности молитвенного подвига; отсутствие их — признак уклонения в ложное направление, признак самообольщения, прелести или бесплодия. То или другое, то есть прелесть или бесплодие, составляют неизбежное последствие неправильного упражнения молитвою, а неправильное упражнение молитвою неразлучно с самообольщением.

Мечтательность — воображение духовных картин и образов

Самый опасный, неправильный образ молитвы заключается в том, когда моля{313}щийся сочиняет силою воображения своего мечты или картины, заимствуя их, по-видимому, из Священного Писания, в сущности же — из своего собственного состояния, из своего падения, из своей греховности, из своего самообольщения; этими картинами льстит своему самомнению, своему тщеславию, своему высокоумию, своей гордости, обманывает себя. Очевидно, что все сочиняемое мечтательностию нашей падшей природы, извращенной падением природы, не существует на самом деле, есть вымысел и ложь, столько свойственные, столько возлюбленные падшему ангелу. Мечтатель с первого шага на пути молитвенном исходит из области истины, вступает в область лжи, в область сатаны, подчиняется произвольно влиянию сатаны. Святой Симеон Новый Богослов описывает молитву мечтателя и плоды ее так: «Он возводит к небу руки, глаза и ум, воображает в уме своем, подобно Клопштоку и Мильтону, Божественные совещания, небесные блага, чины святых ангелов, селения святых, короче, собирает в воображении своем все, что слышал в Божественном Писании, рассматривает это во {314} время молитвы, взирает на небо, всем этим возбуждает душу свою к Божественному желанию и любви, иногда проливает слезы и плачет. Таким образом, мало-помалу кичится сердце его, понимая того умом; он мнит, что совершаемое им есть плод Божественной благодати к его утешению, и молит Бога, чтоб сподобил его всегда пребывать в этом делании. Это признак прелести. Такой человек, если и будет безмолвствовать совершенным безмолвием, не может не подвергнуться умоисступлению и сумасшествию. Если же не случится с ним этого, однако ему невозможно никогда достигнуть духовного разума и добродетели или бесстрастия. Таким образом прельстились видевшие свет и сияние этими телесными очами, обонявшие благовония обонянием своим, слышавшие гласы ушами своими. Одни из них возбесновались и переходили умоповрежденными с места на место; другие приняли беса, преобразившегося в ангела светлого, прельстились и пребыли неисправленными даже до конца, не принимая совета ни от кого из братии; иные из них, поучаемые диаволом, убили сами себя; иные {315} низверглись в пропасти; иные удавились. И кто может исчислить различные прельщения диавола, которыми он прельщает и которые неисповедимы? Впрочем, из сказанного нами всякий разумный человек может научиться, какой вред происходит от этого образа молитвы. Если же кто из употребляющих его и не подвергнется ни одному из вышесказанных бедствий по причине сожительства с братиею, потому что таким бедствиям подвергаются наиболее отшельники, живущие наедине; но таковый проводит всю жизнь свою безуспешно» [87].

Все святые отцы, описавшие подвиг умной молитвы, воспрещают не только составлять произвольные мечты, но и преклоняться произволением и сочувствием к мечтам и привидениям, которые могут представиться нам неожиданно, независимо от нашего произволения. И это случается при молитвенном подвиге, особливо в безмолвии. «Никак не прими, — говорит преподобный Григорий Синаит, — если увидишь что-либо чувственными очами или умом вне или внутри тебя, будет ли то образ Христа, или ангела, или какого святого, или если {316} представится тебе свет… Будь внимателен и осторожен! Не позволь себе доверить чему-либо, не вырази сочувствия и согласия, не вверься поспешно явлению, хотя бы оно было истинное и благое; пребывай хладным к нему и чуждым, постепенно сохраняя ум твой безвидным, не составляющим из себя никакого воображения и не запечатленным никаким изображением. Видевший что-либо в мысли или чувственно, хотя бы то было и от Бога, и принимающий поспешно, удобно впадаете прелесть, по крайней мере обнаруживает свою наклонность и способность к прелести, как принимающий явления скоро и легкомысленно. Новоначальный должен обращать все внимание на одно сердечное действие, одно это действие признавать непрелестным, прочего же не принимать до времени вступления в бесстрастие. Бог не прогневляется на того, кто, опасаясь прелести, с крайней осмотрительностью наблюдает за собою, если он и не примет чего посланного от Бога, не рассмотрев посланное со всей тщательностью; напротив того, Бог похваляет такого за его благоразумие» [88].

{317}

Большая часть подвижников западной Церкви, провозглашаемых ею за величайших святых, по отпадении ее от восточной Церкви и по отступлении Святого Духа от нее молились и достигали видений, разумеется, ложных, упомянутым мною способом. Эти мнимые святые были в ужаснейшей бесовской прелести… Поведение подвижников латинства, объятых прелестию, было всегда исступленное по причине необыкновенного вещественного, страстного разгорячения. В таком состоянии находился Игнатий Лойола, учредитель Иезуитского ордена [89], у него воображение было так разгорячено и изощрено, что, как сам он утверждал, ему стоило только захотеть и употребить некоторое напряжение, как являлись пред его взорами, по его желанию, ад или рай. Явление рая и ада совершалось не одним действием воображения человеческого; одно действие воображения человеческого недостаточно для этого: явление совершалось действием демонов, присоединявших свое обильное действие к недостаточному действию человеческому, совокуплявших действие с действием, по{318}полнявших действие действием на основании свободного произволения человеческого, избравшего и усвоившего себе ложное направление. Известно, что истинным святым Божиим видения даруются единственно по благоволению Божию и действием Божиим, а не по воле человека и не по его собственному усилию, даруются неожиданно, весьма редко, при случаях особенной нужды, по дивному смотрению Божию, а не как бы случилось [90]. Усиленный подвиг находящихся в прелести обыкновенно стоит рядом с глубоким развратом. Разврат служит оценкой того пламени, которым разжены прельщенные. Подтверждается это и сказаниями истории и свидетельством отцов. «Видящий духа прелести в явлениях, представляемых им, — сказал преподобный Максим Капсокаливит, — очень часто подвергается ярости и гневу; благовоние смирения, или молитвы, или слезы истинной не имеет в нем места. Напротив того, он постоянно хвалится своими добродетелями, тщеславствует и предается всегда лукавым страстям бесстрашно» [91].