Догоняйте, догоняйте!..
Шрифт:
— Не то. Смотри ниже.
— «Таким наш сын был в первую смену. Теперь см. фото номер два»… Что за бред… — Жора перевернул вторую карточку. — «Фото номер два. До такого состояния доведен наш сын в настоящее время. Снимок сделан сразу же по возвращении из лагеря». Иван Дмитриевич, да ведь это же бред сивой…
— Не спорю. Но сивая крепко нас лягнула.
— Ерунда все это. Мальчишка окреп, поздоровел, а как он пенальти бьет!.. Да ему спорт только на пользу, сами знаете.
— Гм, знать-то знаю, а ты попробуй возрази. Для родителей главное — килограммы.
Жора еще раз перечитал письмо.
Да, действительно, как все это опровергнуть? Во-первых, спокойствие, прежде всего — спокойствие, как говаривал Карлсон, который живет на крыше. А он был не дурак. Во-вторых, нужно в обвинениях сориентироваться и по порядку изложить все на бумаге.
Терентьев, как завзятый телепат, выдвинул ящик стола, достал несколько листов, протянул Жоре:
— Садись, рисуй свои соображения, потом вместе разберем.
Жора пристроился у окошка и, еще не совсем пришедший в себя, возмущенный, начал писать сочинение, которое вошло в историю механического завода под именем меморандума Копытина. Кто придумал это мудреное слово — неизвестно, почему — тоже ясно никто себе не представлял, и тем не менее оно прочно прилипло к объяснительной записке Жоры. Были, правда, у Жоры подозрения, что все это дело рук, а вернее, языка Васьки Спиридонова, но прямых доказательств он не имел.
Пока Жора с вдохновением катал шарик по бумаге, к Терентьеву пришел старший пионервожатый. Видимо, он уже знал содержание письма, потому что, ни слова не говоря, уселся по жесту Терентьева и зашуршал газетой. Жора лишь кивнул головой, а рука его двигалась без остановки, да и сам он чувствовал, что только сейчас, когда его охватила злость, он может высказать все соображения о своей работе, которые давно зрели в глубине сознания.
Начал он с того, что аргументировано доказал: ребята думают не только о спорте, но и о многих иных вещах — ни один кружок не обезлюдел с появлением его, Г. Н. Копытина, в лагере.
Бесконечные тренировки и соревнования… Да откуда они взялись? За все время, что он здесь, у ребят были лишь одни межлагерные соревнования ну и… и не более пяти-шести отрядных соревнований — по волейболу, футболу, гребле и легкой атлетике. Здоровье подорвано… У кого? До Булочкиных лишь одного мальчика взяли родители раньше срока — он покрылся какой-то сыпью, врач подозревал неправильный обмен веществ. Но дома затем выяснилось, что сыпь была аллергического происхождения. Мальчик объелся шоколадом. При чем же здесь спорт?
Правда, некоторые дети похудели. А что тут плохого? Откормленные за зиму любящими родителями, они сбросили (для своей же пользы) лишние килограммы, только и всего.
А потом Жора написал о значении спорта вообще и о том, как полезна физкультура в лагере. Многие ребята весьма инертны, и судьбу их часто решают дворовые заводилы. Кинет кто-нибудь клич: «Айда в футбольную секцию!» И все потянулись за ним, захотели стать футболистами, а всех не берут, потому что этот медленно бегает, у другого нет реакции, третий боится мяча…
«В лагере дети могут за короткий срок найти себя в спорте, — вдохновенно писал Жора. — Почувствовав интерес и свою способность к чему-то, они не бросят тренировок и во время учебы. А это поможет им и учиться и быть здоровыми, крепкими. Потому что спорт существует не для спорта, а для человека, не для рекордов, а для того, чтобы люди просто могли раскрыть свои физические возможности».
Жора был в ударе. Слова так и рвались на бумагу.
«Ну, ты даешь дрозда, — сказал он себе удовлетворенно. — Кто бы мог подумать».
Он перечитал последний абзац. Неплохо, но нужны примеры. Для убедительности… «Примеры? — на секунду задумался Жора. — Пожалуйста! Штангист Юрий Власов — инженер и писатель, футболист и хоккеист Владимир Савдунин — дипломатический курьер, гребец Юрий Тюкалов — художник, прыгун Виктор Санеев — агроном…»
Жора исписал пять страниц. Пять страниц! За всю свою жизнь он не написал еще столь огромного труда. В десятом классе, с усилием разгоняя строки, он дотянул выпускное сочинение до четырех страниц и считал это пределом человеческих возможностей. А тут выдал «одной левой».
— Вот, даже рука затекла с непривычки, — Жора вручил бумаги Терентьеву. — Читайте, обсуждайте, решайте, а я послушаю.
Он уселся на подоконник.
— Санька, — отчаянно закричал кто-то за окном, — слышь, Санька… На обед клубнику привезли.
— Не врешь? — отозвался недоверчивый Санька.
— Сам видел. В ящиках… Айда помогать. Может, обломится…
— По шее, — флегматично заметил Санька.
— Как хочешь. Я пойду, пока другие не набежали.
— Стой, — не выдержал соблазна Санька, — погоди…
Мягким гулом отозвалась земля под упругими босыми ногами.
«Все будет хорошо, — подумал Жора, — и неприятности уйдут, как дым».
А в комнату вдруг пахнуло клубникой. Да так, что все, словно по команде, повернули головы к окну.
— Скорей бы обед, — проговорил Вадим. — Какие запахи из столовой! Не усидишь.
— …Ну и что же клыки? — опять послышалось со двора. — А я говорю, носорог сильнее. Да он захочет, из твоего тигра знаешь, что сделает?
— Ну?
— Решето в мелкую дырочку.
— В голове у тебя решето. В дырочку.
— Не веришь? Иди к вожатому — спросишь.
— Что мне вожатый!
— Иди к старшему. К Вадиму иди.
— Что мне старший! У меня своя голова есть.
Иван Дмитриевич и Жора рассмеялись.
— Мыслитель, — качнув головой, проговорил Вадим.
Ребячьи голоса удалились. В комнате начальника вновь стало тихо.
— Георгий Николаевич, да тебе поэтом надобно быть, а не мячиком баловаться! Как твое мнение, Вадим?
Старший вожатый не ожидал вопроса, однако тут же сориентировался и даже продолжил шутку: