Договор на любовь
Шрифт:
Запах твой с себя сдирала! Успокаивала взбесившееся сердце! Думала, в конце концов, о том, какой же ты козел, и как я тебя ненавижу.
– Ну, правда, – ухмыляется, – на шахте что ль всю ночь работала? Или вагоны разгружала?
Словно пытается вывести меня из себя своими провокациями.
– От тебя отмывалась. Не знаю, кого ты еще так лапал до меня, – начинаю дерзить и сама себе удивляюсь.
Я не говорила таким тоном с мужчиной, кажется, никогда. Сейчас либо осмелела, либо совсем с катушек
– Уф, колючая ледышка, – говорит и хрипло смеется.
Руки скрестил на груди. Языком проводит по верхним зубам, будто пересчитывает их количество, и скалится.
– Завтрак, Ника, – взглядом указывает на уже приготовленные продукты на столе.
Все, как и говорил: яйца, овощи, зелень, хлеб. А в стороне крафтовый пакет их сетевой пекарни. Такая же находится по пути в ресторан Игната, и я обожаю останавливаться там перед работой, заказывать капучино на миндальном молоке и съедать сливочный круассан с малиновым джемом. Вспоминаю, и слюна скапливается во рту, что вот-вот подавлюсь.
Приоткрываю пакет и вижу два своих любимых круассана, а в стороне светло-коричневый стаканчик. Не надо и крышку открывать, чтобы вдохнуть аромат молотых зерен с нотками миндаля. Уверена, внутри именно он – мой любимый кофе.
– И как ты узнал? – поворачиваться не хочу.
Моя спина под прицелом его глаз. Я чувствую передвижение его взгляда: шея, спина, задерживается на пояснице, потом спускается вниз и обхватывает пятую точку с какой-то жадностью. Господи, мы на расстоянии друг от друга, его большие ладони меня не касаются, но я все отчетливо ощущаю.
– И когда успел?
– У них есть доставка. Не знала? Кстати, она стоит дороже, чем весь твой завтрак. Прикинь?
– Не обеднеешь, – словно дерзко говорю.
Беру свой любимый круассан и демонстративно отрываю кусочек и отправляю его в рот.
Мне кажется, я его провоцирую. Логика моих действий отсутствует напрочь, ее смыло несколькими минутами ранее в душе. И сейчас я глупо пялюсь на Бессонова, который в полном шоке глазеет на мои губы в крошках.
Съедаю один, запивая кофе, и берусь за второй. Я как маленький ребенок, который прощупывает границы дозволенного. Страшно ли мне? Немного. Но почему-то отступать не хочется, прятаться не хочется. Бессонов – не мой муж.
– Вкусно, Никуш?
Встает со своего стула и размеренным шагом приближается ко мне. Нависает скалой, что я вмиг забыла о своей игре. Он точно не ударит, уже знаю, не поцелует, у него были возможности, которыми он не воспользовался.
А я хочу понять, зачем он это все делает. Зачем ему это все?
– Очень, – проглатываю липкий кусок слоеного теста.
Глаза обжигают яростью. Влад выхватывает мой не доевший круассан и… отправляет его в мусорку, кофе выливает в раковину.
Черт, он взбешен.
– Где.
– Сам себе его и готовь. Я не кухарка, – говорю в его губы, встав на носочки.
Он уже успел побрызгаться туалетной водой, которую терпеть не могу. И хочется отвернуться, зажать нос. Сделать это демонстративно. Но… я лишь делаю глубокий-глубокий вдох. Нравится…
– Тебе все еще нужна моя помощь? Защита? Нужна, Вероника? – тихо говорит, но отчетливо.
Каждый произнесенный звук слышится ударом молотка о шляпку гвоздя. До противного скрежета.
– Допустим, – отвечаю.
– Разворачивайся, – приказывает.
Что? В панике брожу взглядом по его лицу. Ищу ответы и не нахожу.
Молча подчиняюсь. Догадка кожу стягивает от липкого страха. Дыхание частое, но поверхностное.
Бессонов прижимается к спине всем торсом, руками по телу шарахается, как будто я его собственность.
Это ведь так и есть.
Дергает трусы вниз. Без ласки проходится по тем местам, до которых дотрагивался аккуратно в душе. Зажмуриваюсь. Не от омерзения, которое топило бы меня, будь это Уваров.
Сейчас другое. Все другое. Какая-то часть меня не хочет ему сопротивляться, ей нравится. И за это я ненавижу Бессонова.
– Значит, так хочешь? Чтобы так я тебя поимел? Решаю один вопрос и трахаю тебя, решаю другой – и трахаю твой рот. А что, мне отлично. А тебе? – зло шипит мне на ухо.
Отрицательно мотаю головой. Это низко, больно.
– Тогда делаешь все, как прошу. Без капризов, дерзости и что ты там в своей головушке запланировала. Терпеть это не могу. Я тебе не родитель, мои границы прощупывать не стоит. Ясно? Или пройдем в спальню?
– Нет, пожалуйста.
«Хочу по-другому», – мысленно добавляю. Мне ведь понравилось там, в душе. И знаю, что он может быть другим. Откуда-то знаю.
– Тогда сейчас делаешь, что прошу. Без выкрутасов. За жизнь обожрался уже ими.
Влад отпускает меня и помогает натянуть трусы, поправляет съехавшую одежду. Бегло осматривает, словно физически я могла пострадать.
Но это не так. Мне больно внутри. Синяки на душе заживают дольше, а то и вовсе не проходят. Он об этом не знает.
Готовлю ему завтрак, как и просил: яичница, салат, поджаренный хлеб. Включаю кофемашину и жду, пока она выплюнет его любимый эспрессо.
– В шкафу есть миндальное молоко, а в машине – капучинатор. Можешь сделать себе свой любимый кофе, – говорит будничным тоном.
– Спасибо, не хочу.
Присаживаюсь за стол рядом с ним. Моя тарелка пустая. Свой завтрак я демонстративно перед ним съела, пока голодный мужчина зло осматривал меня с ног до головы.
Бессонов молча встает и делает мне кофе, ставит передо мной и кладет несколько кокосовых печенек. Тоже моих любимых.