Договор по совести
Шрифт:
Когда Желдак ушел, рабочие сказали:
— Марк Наумович! С Сериковым мы работали в Бокситогорске, с ним приехали на Север. Мы его сами назначили, если будет надо, сами и снимем… Однако Пухов стоял на своем:
— Нет, бригадиром Сериков больше не будет!
С тем и ушел, запретив на следующий день поставлять бригаде бетон, раствор и другие строительные материалы. Утром я выхожу, как обычно, на работу, но уже в качестве рядового. Однако по-прежнему со всеми вопросами бригада обращается ко мне. Я отмахиваюсь. А рабочие говорят: «Брось, Пахомыч,
Что делать? На объект ничего не везут — Пухов тоже человек упорный. И тут проявилось одно неизвестное раньше качество бригады нового типа.
Нас не смутил срыв в снабжении. Мы уже тогда не знали, что такое простои. Кроме корпуса комбината мы одновременно строили компрессорную станцию, административно-бытовой корпус, шинопровод, два овощехранилища.
Мы понимали, что на такой огромной, только разворачивающейся по-настоящему стройке без маневра не обойтись. Поэтому и старались всегда иметь работу про запас.
Так что оставить нас без работы оказалось не просто. Никто из рабочих в этой, прямо скажем, сложной обстановке не растерялся.
История с отстранением меня от бригадирства закончилась миром. Пухов через несколько дней, увидев, что бригада продолжает так же напряженно работать, опять собрал людей и сказал: «Молодцы! Доказали-, убедили — пусть бригадирствует Сериков». После этого никаких ссор и столкновений у нас с ним не было.
Так закладывались нравственные, профессиональные и деловые качества бригады нового типа. Время было боевое, напряженное. Выдерживать тяжелый физический труд помогал эмоциональный настрой. В этих суровых условиях требовался особо чуткий подход к людям.
Был у нас глухонемой парень. От людей держался в стороне, видимо, стеснялся своего положения. Достал, себе самую большую на стройке тачку, не знаю, где он только ее раздобыл. Мы в это время вручную копали котлован. Не каждый сейчас в это поверит, но дело шло у нас так быстро, как будто работал экскаватор. Копали мы всей бригадой, а этот могучий парень один на своей тачке успевал вывозить за нами грунт. Почти с самой весны бегал он по стылой земле босой и легко одетый.
Как отметить его, как поощрить? Сказать доброе слово… Но услышит ли он его? Хотя мне казалось, что по губам он все-таки что-то понимал.
Тогда мы решили: пусть каждый в. бригаде, кто как сможет, проявит свое внимание к парню.
С этого дня все изменилось в его жизни. Кто-то, проходя мимо, говорил ему что-нибудь доброе: «Молодец, хорошо». Иной руку пожмет, кто-то по плечу похлопает. И так — всю смену.
Когда он увидел, как глубоко его уважают и ценят его труд, он стал работать с еще большим старанием и энергией, так что нам приходилось даже его сдерживать.
А главное, конечно, что человек перестал чувствовать себя одиноким, изолированным от мира: садился с нами на перекуры, слушал рассказы, смеялся вместе со всеми и, как мне кажется, превосходно нас всех понимал.
Выручал нас универсализм. Уже в то время в бригаде появились рабочие, владеющие тремя-четырьмя
Бригада крепла, но самому мне в ту пору было нелегко. Ходил я вечно задерганный, усталый, работал практически две смены. А привлечь к управлению коллективом бригадный актив, признаюсь, не умел.
И все-таки, несмотря ни на что, наша бригада стала одной из лучших на стройках Заполярья.
Что сплотило людей? Настоящее дело и общественное признание их труда. В таком большом коллективе каждый человек не только не потерялся, ко, наоборот, раскрылся как личность.
Много лет спустя я прочел у Антона Семеновича Макаренко:
«Чем шире коллектив, перспективы которого являются для человека перспективами личными, тем человек красивее и выше».
В то время на стройках работало огромное множество малочисленных коллективов. У большинства этих, иногда совсем крохотных, бригад, в сущности остававшихся в стороне от важнейших проблем, дел и интересов большой стройки, была и психология «маленького человека»: а что я могу на этой гигантской стройке? Жили по принципу: каждый за себя и для себя.
Создание такого крупного рабочего коллектива в корне мешало не только организацию труда, но и психологию и идеологию людей: на смену мелкособственническому индивидуализму шли коллективизм, дружба, ответственность за общее дело.
За нашими делами внимательно следили партийные работники области. Почти постоянным участником объединенного совета бригадиров стройки был первый секретарь обкома партии Г. Я. Денисов.
Однажды побывал на совете — понравилось. Попросил: «Приглашай, Будет возможность — обязательно приеду».
Мы всякий раз посылали телеграмму, и Георгий Яковлевич приезжал на совет (а это не близко — сто восемьдесят километров от Мурманска). Сядет, слушает.
Информацию он получал, как говорится, из первых рук. Иногда вмешивался в работу совета.
Однажды разговор шел о столовой, которую никак не могли достроить.
Денисов не выдержал и, обращаясь к присутствующим, спросил:
— Можно столовую сдать за месяц?
Все мнутся, из глубины зала робкие реплики: «Вообще-то можно!..» Денисов поднимает одного бригадира, другого: «Ты сдашь?» Молчат или отвечают как-то неуверенно.
Тогда он повернулся ко мне и говорит:
— Есть вам где-то надо… Вот ты, председатель совета бригадиров, и сдашь столовую! За месяц!
Через месяц мы доложили в обком, что столовая сдана.
Был Денисов деловым, справедливым и талантливым партийным работником. Пользовался огромным уважением. В кепке, свитере, резиновых сапогах, он часто ходил по стройке. Глядя на многие сооружения в Мурманской области, люди до сих пор говорят: «Это — Денисова!»
Шли дни, месяцы, годы. В диком, еще недавно совершенно безлюдном крае поднимался один из крупнейших в Европе комбинат и юный город.