Дохлокрай
Шрифт:
Дым плыл по кабине, густой, горький. Сигареты все чаще подделывают, все чаще набивают черт пойми чем. И ведь курят, плевать на здоровье, плевать на услышанное, плевать на все. Чертова хреновая привычка.
– Брошу...
– Смысл?
Красный огонек сигареты дрогнул и повернулся к нему, чуть подсветив усы и нос.
– Но ведь там...
– Они есть везде. В больших городах, в маленьких, в деревнях, вдоль дорог и на помойках. Их нет только в глуши, где не найти человека. Хотя всякое случается. Так что бросай не бросай, не застрахуешься.
–
– Везде.
Рыжеусый хрипло выдохнул.
– Да ладно тебе? Не может же так быть.
Конечно, куда там. Никак не может. Совершенно. Абсолютно. Люди-люди, эх...
– Ты был на МКС?
– Чё?
– На МКС был?
– Нет.
– Но она есть, так?
– Да.
– И ты ее не видел. Зато видел бабу с распоротым горлом и ту тварь. И все равно такого не может быть?
Водитель мотнул головой. А, дошло.
– От них не убежишь. Думаешь уйти подальше от людей, так найдет что-то, совершенно не похожее на человека. Зло разнолико. И вездесуще, уж поверь.
– Что делать?
Он пожал плечами.
– Жить дальше. Знать, кто бродит рядом. Быть готовым ответить. Или предупредить, ударить первым. С ними всегда лучше бить первым.
Рыжеусый закурил еще одну. Щелкнул кнопкой магнитолы. Засветилась синим флэшка. Из колонок потекли первые аккорды 'Симфонии разрушения'. Водитель оказался любителем чего потяжелее.
– Оружие, да...
Оружие, ага. Здесь, в этой самой стране, оружие.
– Пистолет не потаскаешь. Охотничье? Возможно, только готовь сразу много-много денег. Все равно попадешься.
– Ты вот с ножами. Это круто, только...
– Ты в фуре. Ты проводишь в ней половину жизни. И вряд ли шарахаешься ночью, когда не работаешь. А в фуре может быть что-то, куда лучше, тяжелее, удобнее и убойнее моих ножей.
– Да.
– Заведи собаку. Она поможет почуять, собаки их не любят. Хотя и боятся. Брось курить, запах иногда выдает тварей. Хотя и не всегда. И внимательнее смотри по сторонам. Займись спортом. Ничего нового или необычного.
– Да.
Заладил, да-да.
– Поспи. Нам еще долго ехать, как снег прекратится. Говорят, там впереди его нет? Аномальный, вроде как.
– Наверное.
– водитель открыл дверь, приготовился спрыгнуть вниз.
– А ты?
– Я здесь подремлю, посторожу.
Рыжеусый вырубился сразу. Только прилег на спальник и все, пропал. Такого страха натерпеться, нервы могут не выдержать. Если спит, ровно дыша и не дергаясь, значит успокоился. А ему и впрямь было чем заняться. Клинки следовало подточить еще позавчера. Или вчера? Он уже сбился со счета и плохо помнил, сколько дней прошло с последнего использования стали, украшенной узорами серебра.
Вжик-вжик, брусок тихо скользил по клинку. Не точить, почти править. Бриться? Можно и побриться, было бы желание. Заточку мастер делал на совесть. Такую извести - металл рубить надо. Вжик-вжик, точило бегает вперед-назад. Сколько часов прошло вот так? Больше, чем хотелось бы.
Тридцать три сантиметра
Славная хорошая сталь ручной ковки. Гарды-пластинки, толстые и надежные, на каждом из клинков. Снятые с двух драгунских шашек позапрошлого века. Хорошего оружия, вдоволь хлебнувшего черной крови тварей. Рукояти деревянные, обтянутые рыбьей кожей с мелкими шипами, крохотными зубчиками, не дающим скользить в ладони. Простые надежные напарники. И полиция остановит, так документы на охотничье в подарок, чеки и прочее у него всегда с собой. Да и откупиться проще, чем со стволом. Но дело даже не в этом. Дело в привычке и в том, что умеет.
А серебряные узоры, хитро сплетающиеся по стали? Важны ли они? Да конечно важны. Хотя важнее умение, точность и остальное.
Вжик-вжик, брусок точил сталь, равнял крохотные заусенцы, убирал любое затупившееся место. Клинок должен быть острым.
Особенно после случившегося два дня назад. Он вспоминал, пока кончалась ночь и вжикал брусок.
Снега не случилось и в помине. Внутрь квартиры пришлось попасть через окно. Через подоконник перелез тихо, старательно ловя запахи. Не ошибся. Пришел куда надо. Не зря что-то толкало изнутри, заставило выйти из автобуса и пойти через поле в большое село. Не зря.
По улицам он кружил недолго. Один раз ухватившись за след идешь дальше легко. След, четкий, темно-багровый, вел на окраину. Так даже лучше. Шума не хотелось.
Окраина казалась бедной. Да такой и была. Кто в хорошем селе станет жить в развалюхах по три подъезда на два этажа? А не в собственном доме? Верно, не самые добрые люди. Если, конечно, добро их меряется заповедями и моралью, записанной две тысячи лет назад.
Смеркалось стремительно. Темнота накатывала, окружая со всех сторон. Редкие, горящие через три-четыре, фонари не помогали. Но ему это никогда не мешало. Нужное окно оказалось открытым. Ни решеток, ни людей на балконах. Все как вымерли. Хотя до этого им явно еще рановато. Упереться ногой в стену, ухватиться за раму, подтянуться и спрыгнуть вниз. Несколько секунд и все, на месте.
Чутье не подвело. Он пришел ровно куда нужно, самого себя не обманешь даже устав. След вывел верно. Все говорило именно об этом. И запахи в первую очередь. В таких местах всегда одинаковые. Меняются только обои, мебель и те, кто живет. Или жил.
Сигареты без фильтра, едкие, тяжелые. Запах въелся повсюду, так, что не выведешь. Без фильтра не из-за собственной крутости. Из-за бедности, больше не из-за чего. Дешевое пойло, разливаемое на пол годами. Блевотина, затираемая грязной тряпкой десятилетиями. Носки, больные грибком ноги, плохая обувь, пошитая и склеенная из чего попало. Больные желудки и кишечники, засоры в трубах, постоянно гниющий мусор. Чертова вонь забывших о самих себя людях.