Доиграешься, девочка!
Шрифт:
Не получится у нас ничего серьезного. Да и я, если честно, особо не стремлюсь сейчас к серьезным отношениям.
Только почему я не могу отпустить Янину? Почему мне все сильнее хочется привязать ее к себе? Чтобы рядом была.
Двадцать четыре часа в сутки!
Надо срочно отдохнуть! Эти глупые и сумбурные мысли от усталости, не иначе.
— Ладно, — слышу спустя время голос Захарова. Довольно спокойный, кстати. Видимо, и на него речь девушки произвела впечатление. — Не надо так сильно
— Вот и не лезь ко мне со своими вопросами! — продолжает кричать малышка.
— Да понял я, понял, — мне кажется, что ее отец даже усмехается. — Я просто переживаю. Неужели я не могу…
— Можешь, папа, — Янина вроде как выдыхает, успокаиваясь. — Я просто очень устала.
— На выходных ждем тебя с мамой домой.
— Я постараюсь.
— Мы ждем!
Походу, сейчас будет прощание. Мне тоже пора выдохнуть, а то чуть глупостей не наделал. Как мальчишка малолетний, честное слово.
Но шкаф, конечно, это нечто. Это я запомню надолго.
А еще дольше…
Додумать не успеваю, как створка двери резко открывается, и яркий свет бьет в глаза.
— Выходи! — командует девушка, и я аккуратно вылезаю из шкафа, разгибаясь и выпрямляясь в полный рост.
— Ты, конечно, учудила, — я усмехаюсь, кивая в сторону своего недавнего места заточения.
— Другого ничего в голову не пришло, — девушка отворачивается ко мне спиной. — Глеб, я не поеду с тобой, — Янина намерено делает паузу.
Вижу, как напряжена ее спина, и, по всей видимости, девушка именно сейчас борется со своими внутренними демонами.
— Что случилось? — я нахмуриваюсь, засовываю руки в карман, а Янина медленно поворачивается ко мне лицом.
— Извинись за меня перед своей мамой, — печально вздыхает, но глаз в сторону не отводит. — Скажи, что я плохо себя чувствую.
— Тогда сюда через десять минут приедет две бригады скорой, — я снова усмехаюсь, тонко намекая, что ее ложь не пройдет.
И смыться, точнее, спрятаться от меня, я ей не дам. Не могу.
Да и не хочу, если честно.
— Глеб…
— Послушай…
— Это ты меня послушай! — девушка снова срывается, а ее голос начинает дрожать. — Как же вы все меня достали уже! Объясни, почему все так активно лезут в мою жизнь? Дают советы, пытаются контролировать, давят постоянно? Ну? Чего ты молчишь?
— Даю тебе возможность выговориться, — безразлично пожимаю плечами, но девчонку уже реально несет куда-то не туда.
— Я очень хотела вернуться домой, а сейчас знаешь, чего я хочу? — она пристально смотрит мне в глаза, а по щекам текут слезы. — Я хочу вернуться назад! Спрятаться, как улитка, в раковину. Закрыться в четырех стенах. И никого не видеть и не слышать.
— Девочка моя…
— Не называй меня так!
Ну вот, самая что ни
Ненавижу женские слезы! Просто бесят они меня. Только с женой было по-другому, Алла еще та фальшивка. Ее истерики были наигранными, лишь бы эффекта нужного добиться.
А девочка, стоящая сейчас передо мной, настоящая. Искренняя, нежная, открытая.
И я просто не смогу смотреть на это с безразличием. До глубины души трогают меня ее слезы.
— Милая, — я подхожу ближе, прижимаю малышку к себе и глажу ее по голове. — Прости…
— Отпусти меня, — всхлипывает Янина, сильнее прижимаясь ко мне и обнимая меня обеими руками за талию.
— Не отпущу, — тихо усмехаюсь, поражаясь женской логике.
— Д-достали вы меня.
— Ты уже говорила, — отстраняюсь от девушки, беру ее лицо обеими руками и заставляю посмотреть мне в глаза. — Вещи собирай. И поехали домой.
Она, как ни странно, не сопротивляется. Хотя бы успокаивается, и на том спасибо. Кидает вещи в сумку, застегивает ее, шмыгает носом, размазывает остатки слез по лицу…
— Я готова.
— Ключи от машины давай.
Куда ей сейчас за руль, скажите на милость? В таком состоянии разве что до ближайшего столба мы доедем. Правда, девушка вдруг оживает, ее глаза расширяются, а я пока не могу понять столь странную перемену в ее поведении.
— Ты разве умеешь водить?
Ах, вот оно что! Женская логика — страшная сила.
— То, что я предпочитаю ездить с водителем, еще не говорит о том, что я не умею водить машину.
— Логично, — кивает Янина и даже слегка улыбается. — Я как-то об этом не подумала.
Ключи, кстати, отдает, но больше мы не произносим ни слова. Ни когда спускаемся на первый этаж, а затем выходим из подъезда во двор. Ни когда едем по уже довольно пустым проспектам. Ни даже когда поднимаемся в лифте на мой этаж и заходим в квартиру.
— Ну, слава Богу, а то я… — мама идет нам навстречу, но тут же резко останавливается, глядя на Янину. — Что случилось?
— Извините, Надежда Валерьевна, но я плохо себя чувствую.
— Глеб…
— Потом, мама, — я подхватываю сумку одной рукой, а девушку другой. — Идем.
А в спальне оставляю ее одну. Мне кажется, сейчас не время маячить у нее перед глазами. Пусть отдохнет, подумает. Если завтра решит от меня сбежать — что ж, держать силой не буду. Тем более, мама-то в курсе наших «непростых» отношений с Яниной.
Даже объяснять ничего не придется.
— Глеб, что случилось? — мама едва ли не шепчет, когда я спускаюсь со второго этажа.
— Мам, она плохо себя чувствует, — намерено делаю паузу, чтобы моя любимая женщина впечатлилась. — Честное слово.