Доказательства должны быть вещественны
Шрифт:
Но и скиты оказались упорны. Задело, что упустили мальчишку, хоть и не очень ценная добыча - так ведь срам!
Ребенок на бегу оглянулся - оба злодея в островерхих шапках чмокают по болотистой почве, так - что брызги летят. Ноги колесом - будто и сейчас на лошадях! Мальчишка побежал что есть мочи...
Кажется, кончилось дыхание, в боку неистово кололо. Мальчик остановился на мгновение у дерева, решив отдышаться. Резкая боль в плече - это скитская стрела, захватив край кожи, вонзилась красным наконечником в сосну. Ребенок рванулся - порвал кожу, и, не обращая внимания ни на боль,
Вот и поляна. Мальчик понял, что сил больше нет. Посреди поляны, как перст, стоял Предок. Высокий, выше самого здорового из мужей, белый, как снег, един в трех лицах, глядевших в разные стороны... Мальчик, повинуясь инстинкту, из последних сил пополз к каменному истукану.
– Старый Род, великий Предок рода нашего, спаси и защити!
– зашептал мальчишка.
Вспомнились не раз виденные обряды, требы, что приносили взрослые... Но что пожертвовать сейчас? Да вот же кровь, что хлещет из раны! Мальчик сунул пальцы здоровой руки прямо в кровоточащее месиво, резким движением выбросил руку вверх, помазал кровью где-то под ликом Прародителя, не достав до губ, как полагалось.
– Вот тебе моя кровь, она и твоя кровь, спаси сына твоего!
– попросил мальчик камень, прильнув к Предку всем телом. Закрыл глаза...
– Да где же этот поганец?
– послышалось совсем рядом, - Только что мелькнул, и будто в воду канул?
– Может, и впрямь канул, одно болото кругом, - ответил другой голос.
– Нет, эти, речные, все болота здешние знают, не утонут!
– Зато нас затянет!
– Коли боишься, иди назад, а я еще поищу! Он где-то здесь прячется. Ух, поймаю, не сладко ему придется!
– Что, не поведешь беспортошным продавать?
– голос звучал теперь откуда-то издалека, и, почему-то, стал басистее.
Для мальчишки все перестало существовать. По телу прошла судорога, все дрожало, в ушах засвистело. Сквозь закрытые веки то просачивался, то на мгновение меркнул свет. Становилось то жарко, то - холодно. И так много, много раз. Мальчик все стоял и стоял, прижавшись к камню. "Может они уже ушли?" - подумал мальчик и открыл глаза. Странно, вокруг все виделось совсем другим. Малыш не узнал поляны, вернее - поляны и не было, он стоял, все еще прижимаясь к каменному Предку, посреди чащи леса - не хвойного, а березового! Листья желтые, рыжие. И на земле... Осень? Но ведь весна!
"Прародитель спас меня, унес в другой лес!", - подумал ребенок.
Что-то ухнуло вдалеке, вздрогнула земля.
Потом еще раз. Мальчик бросился на землю, залег, зажмурился.
Послышались громкие, бьющие по ушам звуки, частые-частые, один за другим без перерыва. Крики, шум. Ребенок продолжал лежать на земле, боясь даже дышать...
– Смотри-ка, какой здесь партизан притаился!
– услышал мальчик над собой. Слова какие-то незнакомые, лишь некоторые - понятны.
Сильные руки подняли мальчика с земли.
Пахнуло горелым. Он, еще боясь открыть глаза, почувствовал, как его отряхивают, протирают харю...
– Да не боись, свои, открывай глаза!
– звучало тепло и ласково, хоть руки и грубы.
– Да у него плечо!
– послышался другой голос, - пуля навылет!
– Рана рваная, скорее - осколком чиркнуло!
Мальчик почувствовал, что его перевязывают, так, как ведунья в его деревне пользовала раны. И он поверил, открыл глаза.
Платье на незнакомцах - странное. Очень много разной одежды. Что невеста перед свадьбой... И круглые шлемы на головах. Ни мечей, ни луков, зато - какие-то хитрые игрушки болтались у обоих воинов на кожаных ремнях.
– Тебя как звать-то?
– спросил тот, что перевязывал.
– Добран, - неожиданно поняв непривычную речь, ответил мальчик.
– Странное имя...
– Странное, странное...
– проворчал другой, - Он же раненый! Его - к врачам надо!
– Идти сможешь?
– Могу.
– Ну, пойдем! Мать жива?
– Сирый...
– Все теперь сирые...
Мальчик бросил последний взгляд на каменного Прародителя. Странно, как же он изменился, обветшал, что ли...
* * *
Рану заштопали, подлечили. Записали Добраном - кто-то вспомнил, что было такое русское имя когда-то, отчество дали в память нашедшего его солдата. Долго придумывали фамилию... Записали - "Лесной". Странную одежду, малопонятную речь, незнание самых обыденных, обиходных вещей списали на счет лесной сиротской жизни. Одичал, мол, за время немецкой оккупации... Да еще в лесу!
Потом было все, как у всех... сирот!
Детский дом, полуголодные послевоенные годы. Шли годы, жизнь становилась лучше - и сытнее, и веселее. Учителя в школе старались дать детям все, что могли, полны книг стояли, поджидая детей, и школьные библиотеки. Добран чем дальше взрослел, тем больше читал.
То, что он пережил в первые годы детства все больше казались ему сном. Тогда ему, пяти-шестилетнему, не поверили, посчитали за детские фантазии, за последствия шока. А потом он и сам уже не верил, что все это произошло с ним, примирился со своей новой биографией, с тем, что попросту остался сиротой, скитался во время оккупации по лесу, возможно - жил у партизан... И чем взрослее становился Добран, тем реже вспоминал.
Учился Добран хорошо, все схватывал на лету. Его все больше влекло к технике, особенно - к радиоэлектронике.
Начал потихоньку готовиться к поступлению в техникум. Но - человек предполагает, а лишь Бог (Боги, Небо, Судьба - называй как хошь) располагает!
Перелом наступил на пятнадцатом году жизни. Их, всем классом, повели в музей. Добран, не особо увлекавшийся историей, смотрел по сторонам, стремясь не зевнуть в открытую. Пожилую лекторшу он не слушал, в голове его бродили схемы супергетеродина...
Но что это?!! Добран остановился, как будто натолкнувшись на невидимую стену. Не может быть! В углу, эдак скромно, стоял каменные Прародитель. Тот самый, что спас когда-то жизнь маленькому мальчику, унеся его на много-много веков вперед...
Добран осознал, что помнит каждую черточку на резных ликах этого древнего камня. Но, будучи "физиком" - а именно в те годы развернулась знаменитая дискуссия между "лириками" и "физиками" - решил проверить. Прикрыл глаза, напрягся. Вспомнил "особые приметы"