Докер
Шрифт:
Он читает и вздыхает:
— Да, годков мало. До полных восемнадцати не дотянул. Что же делать с тобой? — Он оглядывается по сторонам, зовет Агапова.
Тот подходит вразвалочку. Старшой протягивает ему метрику.
— Надо парню помочь устроиться на работу. Прибавь-ка ему пару годков. Ты это хорошо умеешь. А то не оформят в Морагентстве.
Агапов с наигранным возмущением возвращает ему метрику.
— Ты что, с ума сошел, старшой? Может, он легавый?
— Да нет, непохоже. Не
— Конечно, — охотно соглашаюсь я.
— Ну вот, видишь! — И он ласково треплет меня по плечу. — К тому же у парня сапоги украли.
— Четверку на двойку переделать не трудно. Но что же получается, старшой? — Агапов с нескрываемой злостью смотрит на меня. — Получается подлог! Самый настоящий подлог! — Он нажимает на это слово.
Я опускаю голову. Хорошо бы провалиться сквозь землю! «Он прав, он прав, чистый подлог».
Старшой пытается перевести разговор на шутку:
— Ну, если б в ущерб государству — тогда бы, конечно, другое дело. Но тут ведь никакой корысти!
— Это не меняет дела! — отвечает Агапов. — Подлог есть подлог. А потом — хорошо ли, старшой, трудовую жизнь начинать с подлога? С обмана?.. Ты разве так начинал? Я разве так начинал, хотя и работали на хозяина?.. Нет, мы трудились честно, на своем горбу все испытали. Не то что нынешняя молодежь.
— Вот и новенький так начинает — на своем, а не на чужом горбу! — Старшой сердится и багровеет. Чувствую, что ему явно не нравится затеянный Агаповым разговор.
Но Агапов не обращает на него внимания:
— Исполнилось бы восемнадцать — тогда милости просим, приходи и работай, без всяких подлогов и подделок! — Он снова злобно смотрит на меня.
Я готов схватить метрику, бежать и никогда больше не показываться в районе порта. «Он прав, он прав. Как это раньше я не подумал?»
Но старшой меняет тему разговора. Смотрит на мои ноги, говорит:
— Зря босым бегаешь. Теперь еще наколешь себе ноги.
— На днях куплю сандалии. С первых же денег!.. Правда, я хотел магарыч устроить…
— С магарычом не спеши. Купи сандалии. Или ботинки какие попроще. Сходи на Кубинку.
Подходит Киселев, «С легким паром». Видимо, он уже накурился, скучно одному, хочется поговорить.
— О чем спор у вас? — Глазки у него горят от любопытства.
— Да ты вот сам посуди, Киселев, — обращается к нему Агапов за поддержкой. — Старшой просит исправить новенькому метрику, прибавить…
Но Киселев не дает ему договорить:
— Ну и правильно. Нешто ему первому подделываешь документ?.. Может, парню исть нечего?.. Потом, у него сапоги украли… Понимать надо!.. Нэпмачам и куркулям лепишь справки — сходит…
Агапов от изумления столбенеет. Он часто-часто мигает, точно его двинули по загривку. Такого, видимо, он не ожидал.
— Ты что, «С легким паром», — сошел с ума?
— Сошел, стало быть, — усмехается тот.
Поведение Киселева неожиданно и для меня. Не раз ведь мы с ним ругались!.. Этим он вызывает меня на откровенность, я готов простить ему все обиды.
— Не в деньгах даже дело, — говорю я, боясь взглянуть ему в глаза. — Мне надо работать, нужен опыт работы в порту.
— Зачем? — настороженно спрашивает старшой. «Опыт» его чем-то пугает.
Тут у меня невольно срывается с языка:
— Мне ведь скоро ехать… (Хорошо, что я вовремя прикусил язык, не сказал: «В Германию или Англию».)
— Куда, куда, куда?..
Но я уже владею собой, начинаю запутывать следы.
— Ну, сперва в Ленинград, а там будет видно. Газеты читаете? Видите, что делается в Европе?
Они втроем наклоняют ко мне головы и с удивлением рассматривают меня.
— Мне здесь надо поработать грузчиком, чтобы там на первых порах устроиться докером.
— Где «там»? — спрашивает старшой.
— Ну, там… — Я делаю неопределенный жест.
— А кто такой «докер»?
— Докер?.. Так у них называют грузчиков, портовых рабочих.
Снова они втроем наклоняют ко мне головы. Вижу — ничего не понимают.
— И зачем тебе… докером? — спрашивает старшой. — В матросы, что ли, хочешь поступить? Поплавать по морям?
Я киваю головой, чтобы дальше не запутаться. Старшой облегченно вздыхает.
— А по-ихнему ты хоть говоришь?
— Немного, по-немецки.
— Скажи пожалуйста! — Агапов всплескивает руками. — А я чуть не угробил этого морского волка!
— А ты, гад, радуешься — сунул парня под комель? Нешто так можно? — налетает на него Киселев. «Гад», видимо, у него любимое слово.
— Ну, ну! — отступает от него Агапов и обращается к старшому: — Когда несли бревно, я все время был настороже. Все ждал: вот-вот сбросит он свой конец — тогда сброшу и я. Но его вовремя подменил Романтик.
— Рискованно делать такие вещи, — строго говорит старшой. — Голову могло бы оторвать парню, придавить бревном. Кто б за него отвечал?
— Старшой! — хохочет Киселев. — А рази нет?
— То-то что старшой.
— Но это было верным испытанием для него! — Агапов тоже хохочет, но — от удовольствия. — Пусть знает — не к теще пришел на блины.
Я поднимаю голову, смотрю на Агапова. «Значит, он сознательно сунул меня под комель?.. Вот сволочь!.. Интересно, почему не хочет, чтобы я работал в артели? Я почувствовал это в первый же день».
— Ладно уж, так и быть, — говорит Агапов, беря у старшого мою метрику. — Но учти, парень, это будет стоить недешево.