Доктор Черный

Барченко Александр Васильевич

На теле Сметанина не было обнаружено никаких признаков насилия. Прислуга, в том числе ночевавший рядом с кабинетом камердинер покойного и швейцар, державший парадную дверь постоянно на запоре, божилась, что, кроме домашних, никто не являлся к барину в течение целого дня накануне катастрофы.

Последним выпустил швейцар родного брата хозяина, молодого инженера-технолога Николая Николаевича, навещавшего брата по делам фирмы.

Всё говорило за то, что Михаил Сметанин умер внезапно от паралича сердца или кровоизлияния в мозг.

Но врач, призванный тотчас же женою покойного,

сразу обратил внимание на выражение нечеловеческого ужаса, исказившего обращённое к дверям лицо погибшего богача, и на пустой фужер из-под шампанского, стоявший на письменном столе рядом с бутылкой «Кристальсек» и другим, полным фужером.

Анализ остатков шампанского в опустошённом фужере обнаружил присутствие одного из цианистых соединений. Миллионер был отравлен.

Возник вопрос: покончил ли с собою Сметанин сам, или здесь имело место убийство?

Следствие, между прочим, выяснило, что отношения между братьями были более чем натянуты. Найдена была переписка, обнаружившая, что красавица Дина ещё до замужества любила младшего Сметанина и за главу фирмы вышла лишь для того, чтобы спасти отца-генерала от разорения.

Выяснилось, что покойный Сметанин в день смерти должен был получить крупную сумму с одного провинциального должника. Снеслись с последним, и тот предъявил расписку миллионера в погашении долга, помеченную, как и ожидали, днём смерти.

Ко всеобщему удивлению, дня через три после похорон к следователю явился младший Сметанин и передал, что недостающую сумму покойный передал ему, брату, накануне смерти для урегулирования счетов по заказанным в Англии для вальцовой мельницы машинам.

На вопрос следователя, почему он не спешил с этим осведомлением, молодой инженер, видимо волнуясь, объяснил, что отношения его с покойным братом за последнее время настолько осложнились, что он-де боялся, не повредило бы это признание ему самому.

Разумеется, следователя такое объяснение удовлетворить не могло. Младший Сметанин был сначала обязан подпиской о невыезде, а там улики против него сплелись так тесно, что присяжные, не просовещавшись и получаса, вынесли ему обвинительный вердикт, и инженер-технолог Сметанин, перед которым открывалась самая блестящая карьера, вышел из залы суда лишённым всех прав ссыльнокаторжным…

В своё время газеты были полны описаний его феерического побега с одного из этапных пунктов Забайкалья.

Говорили, что побег стоил не одну сотню тысяч, и почти открыто указывали на молодую вдову, наследовавшую сметанинские миллионы, как на главную организаторшу побега.

Как бы то ни было, Николай Сметанин словно в воду канул. А когда, полтора года спустя, тяжко заболевший бывший камердинер покойного миллионера признался сначала священнику, а потом и властям, что Михаила Сметанина отравил он тотчас по уходе инженера, надеясь воспользоваться наличными деньгами, оставленными барину провинциальным должником, и когда, по проверке заявления, состоялось определение суда, снимавшее с имени Николая страшное обвинение, — молодой инженер ограничился тем, что появился под своей фамилией в Индии. А ещё через год молодая вдова ликвидировала дела и, передав фирму, направилась к

нему, в Бенарес, и обвенчалась с ним, присоединившись к англиканской церкви. Влажный, насыщенный продуктами гниения тяжёлый воздух тропической зоны, болотистые берега Ганга, а в особенности нервные потрясения, пережитые молодой женщиной за последние два года, скоро свели её в могилу.

Николай Сметанин остался с трёхлетней Диной на руках. Еле переживший потерю безумно любимой жены, не чаявший души в оставленной ею дочке, инженер вместе с тем видел, что он бессилен заняться ребёнком.

Он завязал сношения с нефтяными промышленниками голландских колоний Зондского архипелага, вложил все свои и оставшиеся после жены средства в дело объединения нефтяных предприятий на островах с предприятиями на континенте.

Вечно разъезжавший с одного конца полуострова на другой в разведках многочисленных нефтяных источников, целые месяцы проводивший в джунглях с горстью проводников, выдерживавший нередко настоящие осады в гористых местностях, заселённых дикими и одичавшими племенами, Сметанин во время своих редких наездов в Бенарес еле успевал поцеловать дочь, как ему снова приходилось садиться в вагон, катер или туземную парусную барку и мчаться в Калькутту, Бомбей или Лагор в погоне за концессиями и партиями разведчиков-англичан.

Сам давно уже принявший британское подданство, он не забывал знакомить дочь с родным языком, и, когда её старая бонна, вывезенная из России ещё вдовою Сметаниной, сошла в могилу за своей госпожой, он решил отправить дочь в Россию к сестре, бывшей замужем за видным столичным чиновником.

На седьмом году маленькая Дина покинула Индию и теперь возвращалась в неё после двенадцатилетнего отсутствия.

«Британик» подобрал её в числе других пассажиров «Фан-дер-Ховена» и доставил назад в Саутгемптон.

Вместе с приятельницей своей, гувернанткой мисс Джонсон, ехавшей в Дели к брату-офицеру, она не решилась вторично вверять свою жизнь пароходам голландских компаний и, без особых приключений совершив переход до Сингапура на огромном английском лайнере, пересела на местный небольшой пароход, направлявшийся к Батавии среди целого лабиринта островов, лежавших на воде словно огромные корзины с цветами и зеленью.

Если бы не фотографическая карточка, присланная ей из Индии в одном из писем, она ни за что не узнала бы отца в сухом, начисто выбритом джентльмене безукоризненно английской складки, в просторном белоснежном костюме из лёгкой, как кисея, материи, с белым шлемом на голове, встретившем её на пристани вместе с какими-то двумя молодыми людьми.

Старик Сметанин, наоборот, узнал дочь с первого взгляда и порывисто обнял её, напрасно стараясь спрятать выступившие на его совсем ещё молодых глазах слёзы.

— Вылитая мать… Вылитая!.. — всхлипывая, шептал старик. Потом оправился и, приняв свой прежний, безукоризненно европейский вид, представил дочери своих спутников: — Мсье Дю-Руа, мой секретарь… парижанин. Лорд Саммерс, лейтенант британской армии, мой добрый знакомый и пайщик… Здесь в отпуску, по дороге в Фриско. Опоздал на очередной пароход специально для того, чтобы встретить тебя.