Доктор Данилов в кожно-венерологическом диспансере
Шрифт:
— Чашку чистого честного черного чая? — предложил Данилов Елене.
— Не откажусь.
В свою чашку Елена щедро плеснула рижского бальзама.
— Всегда знала, что начальником быть не сахар, но…
— …свои преимущества в этом тоже имеются, — докончил Данилов.
— Кроме зарплаты, никаких преимуществ.
— Могу с ходу назвать еще два, — предложил Данилов.
— Назови, может, это меня подбодрит.
— Высокий статус тешит самолюбие и дает больше возможностей изменить то, что тебе не нравится.
— А когда ты понимаешь, что как ни
— Так, представил, что может говорить обо мне дома наша Марианна Филипповна.
— Так у тебя с ней вроде бы наладились отношения?
— Да, наладились, но не думаю, что она изменила мнение обо мне с плохого на хорошее. Максимум — на нейтральное. Но надо отдать ей должное, что, не испытывая ко мне расположения, она тем не менее старается проявлять справедливость и не цепляется по мелочам.
— Кожвендиспансеры — очень своеобразные учреждения, — задумчиво сказала Елена. — Какие-то «места в себе», где не любят и не привечают людей со стороны. Честно говоря, я очень удивилась, когда узнала, что ты так, можно сказать, походя, устроился в одиннадцатый.
— А что в нем особенного? — искренне удивился Данилов. — Разве что клинический?
— Он центровой и на очень хорошем счету. При его упоминании принято закатывать глаза и говорить: «Ах, ну это же одиннадцатый КВД!»
— Надо же, как меня угораздило.
Перед тем как лечь спать, Данилов долго стоял у окна.
— Что ты там высматриваешь? — спросила Елена, уже забравшаяся под одеяло.
— Просто думаю, — ответил Данилов.
— Если ты будешь это делать в темноте…
— Да, конечно. — Данилов подошел к выключателю, выключил свет и вернулся к окну.
— Так интереснее. — Елена, кажется, совсем не собиралась спать. — И романтично.
— Чего тут романтичного?
— Ну как же. Ночь, фонари, муж смотрит в окно. Сейчас обернется и скажет: «Ночь, улица, фонарь, аптека…»
— Скорее, скажу, что «ночь баюкала вечер, уложив его в деревья…» А лучше ничего не говорить…
— Данилов, ты влюбился? — предположила Елена.
— Вот что отвечать жене на такой вопрос? Сказать «нет-нет-нет, ну что ты» — слишком… верноподданно, что ли? Сказать «я ежедневно влюбляюсь в тебя, дорогая» — пошловато. Ничего не ответить…
— …хуже всего, поскольку сразу наводит на подозрения, — рассмеялась Елена.
— Ничего смешного, — заметил Данилов, все так же продолжая смотреть в окно. — Я просто думаю о том, как с течением жизни менялось мое отношение к городу, в котором я живу…
— О, как интересно — рефлексии коренного москвича по поводу родного города! — Елена села в постели, скрестив ноги, и накинула одеяло на плечи. — Можно озвучить? Или это слишком личное?
— Можно и озвучить… Когда я был ребенком — это был самый лучший город на свете. Хотя бы потому, что в нем продавались колбаса и сгущенка, а иногда даже «выбрасывались», как тогда было принято говорить, бананы. Я как-то рассказал Никите, что когда-то люди стояли за бананами в очередях часами,
Данилов замолчал, не то приглашая Елену высказать свое мнение, не то собираясь с мыслями.
— Я тоже с первого дня жизни в Москве воспринимала ее именно так — город широких возможностей и множества перспектив, — сказала Елена. — Знаешь, наверное, и по сей день мое восприятие не изменилось.
— А мое изменилось. В какой-то момент я поймал себя на мысли о том, что меня совершенно перестал радовать тот факт, что я живу в Москве. Перестал интересовать город как таковой, начали раздражать расстояния, к которым я в общем-то привык с детства. Полдня проводить в дороге на работу и с работы — разве это хорошо?
— Данилов, ты меня пугаешь! Еще немного, и ты скажешь: «Давай уедем в деревню! Заведем огород, будем пить парное молоко!»
— Не дождешься, — усмехнулся Данилов. — Моя клиника в своей динамике не зашла еще так далеко. Но если раньше Москва как-то придавала сил, потому что радовала, что ли, то сейчас она их забирает… Не знаю, что со мной происходит…
— Тебе надо отдохнуть.
— Завтра, то есть уже сегодня суббота.
— Я имею в виду более длительный отдых. Ничего, скоро уже лето…
— Я отдыхал недавно, не в отдыхе дело.
— Поиски работы нельзя считать отдыхом, — возразила Елена. — Если хочешь знать, вся эта суета утомляет еще больше, чем самая тяжелая работа.
— Откуда тебе знать? — Данилов обернулся к Елене и уселся на подоконник. — Ты же никогда не искала работу.
— По тебе было видно! Отдых — это когда «Надену я черную шляпу, поеду я в город Анапу…».
— «…И выйду на берег морской со своей непонятной тоской», — продолжил Данилов. — Прямо про меня написано. Непонятная тоска. И ощущение такое, словно заглянул за кулисы цирка. Заглядывал я разок за эти кулисы, мамина подруга провела, она работала ветеринаром в цирке на Цветном. Лучше бы и не заглядывал. Думал, что там нечто необыкновенное, цирк же, а там все так обыденно, можно сказать — уныло. Коридоры, двери, никто на голове не ходит и фокусов не показывает. Вот так и сейчас, словно оказался за кулисами — все серо, уныло, суетливо и как-то безысходно…
— Авитаминоз провоцирует депрессию. — Елена поправила сползшее с плеч одеяло. — Может, все дело в этом?
— Только не надо ставить диагнозов, — серьезно попросил Данилов. — Так можно очень далеко зайти. И пожалуйста, не думай, что я страдаю или же изнемогаю от усталости. Это вообще не депрессия — просто меня потянуло на размышления, а они оказались немного грустными. Но что теперь — больше ни о чем не думать и не заниматься самоанализом? Самоанализ — чертовски увлекательное занятие.