Доктор Данилов в поликлинике или Добро пожаловать в ад!
Шрифт:
— На будущий год нам нужно новое положение по надбавкам стимулирующего характера… — начала главный бухгалтер, еще не успев усесться за стол.
— Так в чем же дело, Нина Львовна? Готовьте, я подпишу.
— И объясните, пожалуйста, вашему Низматову, что воскресное дежурство праздничным не является и в двойном размере никогда не оплачивалось и не будет оплачиваться. Я его в следующий раз просто пошлю! Достал уже!
Доктор Низматов вообще был человеком со странностями. То прямо в халате уйдет из поликлиники на вызовы, то выпишет в качестве снотворного тетрациклин, то вместо «сейчас я осмотрю ваши
— Приглашаю Джамшида Шарифовича к себе на беседу, — говорила заведующая первым отделением Воскресенская, — гоняю его по всей терапии, рассуждаю за жизнь и нарадоваться не могу, какой умный доктор у меня работает! А только до дела дойдет – куда весь ум девается.
Увольнять Низматова заведующей не хотелось – он безропотно тянул самый дальний и самый неудобный участок номер тринадцать. Участок этот не только тянулся тонкой нитью вдоль железной дороги более чем на полтора километра (это ж сколько беготни!), но вдобавок был заселен далеко не самым лучшим в смысле побочных заработков контингентом. Люди побогаче старались убраться подальше от железнодорожного шума, обменяв квартиру с теми, кто интересовался доплатой.
— Да не вступайте вы с ним в разговоры, — посоветовал Антон Владимирович. — Отправляйте к Воскресенской. У каждого свой крест, вот он – ее крест. Персональный.
— Главное то, Антон Владимирович, что я половину его слов не понимаю! Как же он с больными-то общается?
— Разве больным от врача разговоры нужны, Нина Львовна? Рецепты им нужны и направления. С этим Низматов справляется превосходно. Его на участке даже любят…
— За что?
— Он душевный, у них в Средней Азии так принято. Всегда спросит как, мол, дети, как внуки, за жизнь поговорит. Хоть и не совсем понятно, но все же. Потому и ползает по вызовам до восьми вечера. Но он у нас единственный участковый врач, получивший в этом году письменную благодарность от пациента. Причем дед не только мне написал, но и в департамент. Хоть и небольшой, а все же плюс нашей поликлинике. Мы ведь привыкли уже, что на нас только жалуются.
— К плохому, Антон Владимирович, привыкаешь еще быстрее, чем к хорошему.
— И не говорите…
После ухода Нины Львовны в кабинет заглянула Козоровицкая.
— Звонила Дунаева, Антон Владимирович, и сказала, что будет подавать на нас в суд.
Дунаева была санитаркой, уволенной за прогулы.
— Пусть подает, Юля! У нас все правильно оформлено…
— Я знаю – оформлено идеально, — улыбнулась Козоровицкая, сама и оформлявшая увольнение по статье. — Просто я подумала, что вам следует быть в курсе.
— Верно подумала, — одобрил Антон Владимирович. — Пригласи, пожалуйста, ко мне Литвинову, Пахомцеву и Баринову. Только не поодиночке, а скопом!
— Сейчас, Антон Владимирович.
Тема для обсуждения с заместителями (главная медсестра это ведь тоже, в сущности, заместитель главного врача) была одна – подготовка к Новому году, иначе говоря, все ли сделано для того, чтобы во время долгих праздников поликлиника работала бы должным образом, без сбоев и косяков. Когда совещание подошло к концу, Пахомцева сказала:
— Не нравится мне наш новый физиотерапевт, Антон Владимирович…
— Всем кто-то
Лицо Пахомцевой на глазах наливалось свекольным цветом.
— Так что пора вам всем наконец осознать реалии нашей работы, — демонстрируя начальственный гнев, Антон Владимирович ударил ладонью о стол, — и научиться работать с тем, что вы имеете. Учите, воспитывайте, подтягивайте, на то вы и администрация, но не бегайте ко мне жаловаться! Вы не школьницы, а я вам не добрая мамочка!
— Вы наш добрый папочка! — вставила Баринова, желая разрядить обстановку.
— Спасибо, доченька! — под взглядом главного врача Баринова съежилась, уменьшившись в объеме чуть ли не вполовину.
Выдержав долгую паузу, Антон Владимирович сказал:
— Все свободны!
Заместителей словно ураганом вынесло за дверь.
«Распустились, — подумал Антон Владимирович. — Папочку себе нашли. Тут с двумя родными дочерями не знаешь, что делать…»
Маленькие дети – маленькие проблемы, большие дети – большие проблемы. Старшая дочь Антона Владимировича развелась с мужем (по правде говоря, он сбежал от нее, не выдержав бесконечных придирок) и теперь страдала от одиночества. Страдала открыто, напоказ, обвиняя родителей во всех своих несчастьях.
— Ольга права, — сказал однажды жене Антон Владимирович, — это мы во всем виноваты. Все баловали, да баловали…
— Дом, это тебе не казарма! — обиделась жена и дулась несколько дней.
Если старшая дочь хотя бы потрудилась получить специальность и работала логистиком в крупной фирме, занимающейся производством упаковки, то младшая продолжала сидеть на шее у родителей. Окончила художественно-промышленную академию, бывшее Строгановское училище и уже который год самозабвенно искала свое место в искусстве. До преподавания в художественной школе или дизайнерской работы не снисходила, считая эти занятия неподходящими для себя. Сидела дома, рисовала какие-то непонятные Антону Владимировичу картины, рассуждала о засилье бездарностей, мечтала о персональных выставках в Лондоне, Париже и Нью-Йорке, короче говоря постепенно превращалась в непризнанного гения, едва ли не самую худшую человеческую ипостась.
Обстановка дома была не ахти какой, оттого-то Антон Владимирович по поводу и без задерживался на работе, жалея лишь о том, что в восемь часов вечера поликлиника закрывается, и мечтал обзавестись «тихой гаванью» – доброй и непритязательной любовницей с собственной жилплощадью. Увы, судя по всему подобные экземпляры были нарасхват и потребности знакомиться через Всемирную паутину не испытывали. А других возможностей для знакомства у Антона Владимировича не было. Не по ночным же клубам ходить, в конце концов!