Доктор Данилов в роддоме, или Мужикам тут не место
Шрифт:
Усевшись за стол с чашкой в руках, Елена начала:
— Одиннадцатой бригаде дали вызов — женщина, восемьдесят два года, констатация смерти. В пятом часу утра. Игорек, конечно, удивился — можно было и до поликлиники подождать, но разные же бывают обстоятельства. Короче — прибыли на вызов. Язова он оставил в машине, а сам налегке потопал на третий этаж. Пришел, вымыл руки — ты же знаешь, какой он педант, — и пошел констатировать. «Где бабуля?» — «Вот, доктор, бабуля». Бабуля неподвижно лежит на спине, ровненько так, без складочек, укрытая одеяльцем, ручки вдоль тела, глаза закрыты. Божий одуванчик, по-другому и не скажешь… Саркисян
— Конец суток плюс фактор внезапности — можно и в обморок, — улыбнулся Данилов. — А что на самом депо было? Бабушкины родственники поторопились выдать желаемое за действительное или на Центре поводы перепутали?
— Диспетчер на приеме вызовов ошиблась. Перемкнуло в мозгах. На самом деле они на «плохо с сердцем» вызывали. Пришлось Саркисяну извиняться и идти за кардиографом и фельдшером.
— У Федулаева, когда он в поликлинике работал, был случай похлеще, — кивнул Данилов. — Однажды пришла к нему девчонка из заводского общежития с жалобами на боль в спине. Радикулит она симулировала весьма неумело и в пять минут была разоблачена и отпущена восвояси. С соответствующей записью в амбулаторной карте: диагноз — «Практически здорова». Через неделю Юрку на день сняли с приема и отправили на прививки. Назавтра он узнал, что вчера, когда его не было на приеме, в женскую консультацию при поликлинике обращалась та самая девица. В терминальном, можно сказать, состоянии — отеки, бледность, слабость и боли в спине. Заведующая женской консультацией заподозрила опухоль правой почки и по «скорой» пациентку госпитализировала. Затем пошла с картой к заведующей терапевтическим отделением, в котором трудился Федулаев, и подняла шум — терминальная больная была неделю назад у врача, а тот написал — «практически здорова». То ли вообще не осматривал, то ли непроходимо туп.
— На Федулаева это не похоже, — заметила Елена. — Он не дурак, да и не пофигист.
— Слушай дальше. Спустя два-три дня его заведующая позвонила в сто семидесятую больницу, куда госпитализировали эту девицу, и узнала, что она умерла. Онкология подтвердилась на вскрытии. Бедный Федулаев получил строгий выговор и все никак не мог понять — в чем его вина. Девчонку он осматривал, и та была в порядке. В полном порядке.
Данилов сделал паузу.
— Это все? — удивилась Елена.
— Нет! — Данилов вытаращил глаза и заговорил громким шепотом: — Спустя две недели, во время приема, дверь кабинета открылась, и оттуда дохнуло замогильным холодом… в проеме стояла она — та самая девица, умершая в сто семидесятой больнице… Медленно приблизившись к Федулаеву, она посмотрела на него своими ведьминскими очами и сказала: «У меня температура, доктор!»
— Девушка прислала в поликлинику вместо себя по своему полису какую-нибудь родственницу из ближнего зарубежья, — сказала Елена. — Я угадала?
— Да ну тебя! — возмутился Данилов. — Тебе рассказывать неинтересно! Обломала мне всю кульминацию! Я только приготовился рассказать, как затрепетало Юркино сердце, как на него повеяло могильным холодом, как он увидел зеленоватое свечение над головой своей гостьи… а ты все испортила!
— Она такая! — подтвердил Никита, принесший пустую тарелку. — Начнешь что-нибудь плести —
— Плетут лапти! — отрезала Елена. — Но насчет чистой воды ты прав.
— А ты не хочешь вернуться на «скорую»? — спросила она мужа, когда после ужина они вместе смотрели мрачноватый английский фильм про странный экзамен без единого вопроса. — Если не хочешь работать на одной подстанции со мной, то это еще не значит, что нет других подстанций…
— Дело не в этом, вернее — не совсем в этом, — отметил Данилов, не отрывая взгляда от экрана. — Ситуационные обстоятельства не позволяют мне вернуться назад. В одну и ту же воду нельзя войти дважды. Давай не будем об этом.
— Может, ты и прав, — после недолгого раздумья согласилась Елена. — В старшие врачи, тем паче — в заведующие, тебя и калачом не заманишь, а работать на линии до пенсии слишком тяжело. Стационар в этом смысле предпочтительнее.
— Ты совсем как моя мама! — рассмеялся Данилов, говоривший совсем о других обстоятельствах — в частности, о том, что в жизни никогда нельзя двигаться назад, только вперед. — Она то и дело заводит песню о том, что мне наконец пора образумиться и заняться настоящим делом.
— Каким?
— Перспективной научной работой. Так и тянет набить морду Полянскому…
— Гошке?! — поразилась Елена. — С какой стати?
— Плохим мальчикам свойственно бить хороших мальчиков, которых родители ставят им в пример, — серьезно объяснил Данилов. — Синдром отрицания. Вот, например, если тебе не понравится какая-нибудь из Никитиных пассий, то что ты предпримешь?
— Я не собираюсь вмешиваться в личную жизнь моего сына! — заявила Елена, явно гордясь собой. — И не собираюсь советовать ему, с кем он должен строить отношения, а с кем — нет!
— Посмотрю, что ты скажешь через пять лет. — Данилову горячность Елены показалась немного неестественной. — В любом случае имей в виду, что мальчикам свойственно ненавидеть тех девочек, которые нравятся их мамам, и наоборот. Запомни хорошенько — тебе пригодится.
— Значит, ты меня любишь потому, что твоя мама меня терпеть не может! — Елена легонько толкнула Данилова в бок локтем. — А я-то думала…
— Моя мать — исключение из правил! — с пафосом воскликнул Данилов, отводя взор от экрана. — Она никогда не вмешивается в мою личную жизнь! Как ты в Никитину!
— Ври больше! Перемотай назад, а то я отвлеклась…
— Зачем? — скривился Данилов, которому фильм уже наскучил. — Все равно вот эта арийская девушка окажется победительницей. Да вдобавок спасет все человечество от страшной угрозы. Давай лучше что-нибудь легкое посмотрим…
— Неужели мы такие старые, чтобы ночами смотреть телевизор? — поддела его Елена. — Или?..
— Ну что ты! — оскорбился Данилов. — Я просто пытался организовать культурную программу, чтобы ты не думала, что меня интересует только секс…
Под утро Данилову приснился Полянский. Важный, даже надменный, облаченный в черную бархатную мантию и академическую шапочку с кисточкой, закадычный друг сидел на высоком стуле, размерами больше напоминающем трон, хмурил брови и настороженно озирался по сторонам.
— Ты чего, Игорь? — спросил у него Данилов, совершенно не удивляясь необычному наряду Полянского.
— Ищу смысл жизни, — ответил тот. — Ты его случайно не видел?
— В моей жизни никогда не было смысла, — признался Данилов. — Я его и не искал никогда.