Доктор Есениус
Шрифт:
А Зубек увлекает читателя все дальше и дальше, он знакомит его с каждым движением души, с каждой мыслью своих героев.
Вот уже Есениус не только личный врач императора, а и наиболее популярный врач в Праге. Его слава растет, вместе с ней растет его благосостояние. Но сомнения продолжают одолевать Есениуса. Внутренне он глубоко завидует Кеплеру, в душе он во всем согласен со своей женой Марией, которая ждет от мужа большего, чем деньги, большего, чем положение в обществе. Человек должен бороться за что-то великое, за такую идею, за которую ему не жалко отдать жизнь.
А какое
Со смертью Рудольфа II напряжение в Чехии возрастает. Брат Рудольфа, император Матиаш, — ревностный католик. Для борьбы с возрастающим влиянием католической церкви еще при Рудольфе был создан унион — союз, объединивший всех протестантов Чехии. В этот союз входит и Есениус. Не потому, что он был таким уж ревностным протестантом, как Будовец или Михаловиц. Нет, вопросы религии для него всегда стояли на втором месте. Но так повелевает ему его долг, сознание, что свобода совести есть неотъемлемое право каждого человека. Глухая, пока еще скрытая борьба между императором и унионом, возглавляемым тридцатью дефензорами, или директорами, постепенно нарастает и со смертью Матиаша принимает активную форму — чешские феодалы избирают своим королем не наследника Матиаша, Фердинанда II, а Пфальцского курфюрста Фридриха.
И опять Зубек глубоко историчен. Посольство Есениуса в Венгрию, причины его неудачи — все это описано исключительно точно и тонко, здесь опять нет ничего надуманного, нарочитого. Правда, первый арест Есениуса и пребывание его в тюрьме выглядят несколько бледно, но автор, видимо, бережет краски для заключительного этапа своего романа — блестящих сцен чешского восстания и его трагического конца.
Зубек намеренно опускает батальные сцены, и в этом он прав. Прав он и в том, что подавляющие массы чешского народа остались в стороне от этого восстания, что они не рассчитывали тут что-либо выиграть или проиграть, что само восстание было делом рук феодалов-дворян. Но трудно с ним согласиться в некоторой идеализации вождей восстания, помещиков-крепостников, и уж совсем странно звучат слова Будовца, предлагающего основать в Чехии республику наподобие буржуазной Нидерландской республики.
Без третьего сословия (а оно в Чехии было ничтожно по своему влиянию) подобная республика могла бы быть лишь республикой аристократов (на манер Венеции), что явилось бы для страны еще одним шагом назад, но уж никак не вперед.
Итак, во главе восстания стояли крупные феодалы. Не имея поддержки городского населения, ненавидимые собственными крепостными, которых они обирали ничуть не хуже феодалов-католиков, они и восстание против Габсбургов предприняли с помощью наемных солдат, глубоко безразличных ко всем вопросам политики и религии.
Как раз эти моменты у Зубека даны с потрясающей силой. Полная бездарность Фридриха Пфальцского, прозванного в насмешку «зимним
Это понимает и Есениус, понимает и все же принимает в нем участие. Правда, он еще не ведает, какой страшный конец его ждет. Мстительный и злобный Фердинанд, возомнивший себя таким же великим собирателем империи, какими были Людовик IX во Франции и Иван IV в России, хотя не обладал ни изумительным дипломатическим даром первого, ни талантами второго, воспользовался случаем, чтобы укрепить свою власть и тем самым подготовиться к войне с германскими протестантами. Эта знаменитая Тридцатилетняя война, началом которой послужили чешские события, уже не интересует автора. Как ни плачевно окончилась она для Габсбургов, Чехия на целых три столетия прочно подпала под их власть.
Нельзя остаться спокойным, читая последние страницы романа. Как сложны и вместе с тем по-человечески просты и понятны переживания героя, его надежды и отчаяние! Нет, Фердинанд ничего не забыл, ничего не простил. Страшная судьба ждет Есениуса. И тут Зубек внезапно обнаруживает, что он не только историк, не только повествователь, летописец жизни исторических персонажей, — нет, он писатель, наделенный поистине блестящим трагедийным талантом.
Кончились скитания Есениуса, скоро оборвется тонкая ниточка его жизни, но именно в эти мучительно тяжелые минуты он как бы снова обретает себя. Разве не сбывается его мечта, его давнишняя мечта умереть за идею, за настоящую большую идею? И разве идеи справедливости и свободы не столь же прекрасны, как те, о которых некогда говорил Кеплер? Разве не остаются и памяти народа борцы за его интересы, за его национальную независимость? Вот почему так величественно спокойны Есениус и его друзья, вот почему, прощаясь со своими учениками, Есениус находит в себе силы улыбаться, вот почему он смело бросает в лицо палачам слова беспощадного обвинения.
Он не сверхчеловек, далеко нет! Лишь мучительным напряжением воли подавляет он вполне естественный человеческий страх перед смертью. Но именно это и потрясает нас в нем, именно поэтому мы переживаем его судьбу, как пережили бы судьбу близкого, дорогого нам человека. Гордость, уверенность в своей правоте — вот что помогает Есениусу скрыть проявление слабости и умереть так же, как он жил: стоя, а не на коленях.
Гремят барабаны, чтобы заглушить последние слова осужденных, и занавес закрывается. Он закрывается для современников погибших, но не для будущего. В сердцах своего народа, в сердцах простых людей всего мира герои Зубека живы и будут жить века.