Доктор Павлыш
Шрифт:
— Иди садись сюда, чего я тебе через всю комнату кричу.
— Мне слышно, — ответил Олег. — Комната маленькая. А то еще мать придет.
— Ну и что?
— Ничего, она удивится.
— Ей уже можно не удивляться. Я бы на ее месте удивлялась, что ты до сих пор младенец.
Они снова замолчали. Олег сидел за столом. Ему хотелось, чтобы Лиз поскорее ушла, но Лиз не собиралась уходить.
Наконец Олег проговорил:
— Тебе пора спать.
— Знаю, — ответила Лиз. — Ты хочешь, чтобы я ушла. Почему? Ты боишься меня?
— Я никого не боюсь.
— Тогда иди сюда, я замерзла. Мать твоя
— Мне надо уходить.
— Тебе? Ночью?
Олег не ответил.
— А, я знаю. Господи, что ж я сразу не догадалась! Наш отважный мальчик убегает в лес искать своих несчастных друзей, которые пьют чай и совсем о нем забыли. Я права?
— Помолчи.
— Почему я должна молчать? Я не хочу, чтобы ты уходил в лес. Ты там обязательно погибнешь, а мне без тебя будет плохо. Честное слово… — И вдруг Лиз заплакала, тихо, но глубоко и печально. — Я никому не нужна, — повторяла она шепотом. — И ты тоже хочешь от меня отделаться…
Она съежилась на койке, свернулась в клубок, и ее плечи вздрагивали.
Олегу стало ее жалко. Он подошел к кровати, остановился, протянул руку и погладил Лиз по плечу.
— Ну, не надо. Все к тебе хорошо относятся.
— Мне всех не надо, — сказала Лиз, всхлипывая. — Мне надо только тебя. Ты этого не понимаешь, ты никогда не испытывал настоящей любви и никогда не знал, что это значит, когда ты не нужен.
Она протянула руку и мягко привлекла Олега к себе. Он подчинился — не вырываться же.
Лиз была горячей, как будто у нее была лихорадка и высокая температура. Она сразу обняла Олега и начала гладить и прижимать к себе, но не сильно, а очень нежно. Она была такой беззащитной и нежной, что Олегу было приятно гладить ее по голове и по плечам, и он утешал ее и говорил, что не надо расстраиваться, все еще будет хорошо, и мы полетим на Землю, мы обязательно полетим, и все будет хорошо, вот только страшно, как там ребята, потому что если шар упал, то они могут потеряться в лесу. А Лиз говорила, что она все понимает и понимает, как Олежка все чувствует, потому что он храбрый, и очень добрый, и заботится о других. Она говорила, что это очень правильно- пойти сейчас в лес, только она ни за что не отпустит Олега одного, она пойдет с ним вместе, она будет его защищать, ведь правда в лесу лучше вдвоем, она раньше никогда в лес не ходила, потому что страшно боялась, но с Олежкой ей ничего не страшно, она будет с ним всегда, как сейчас, вот так, в его сильных объятиях. И она как-то незаметно устроилась в его объятиях, вписывалась в его руки и прижималась всем телом. Было почти совсем темно- светильник освещал только стол, и не было видно мешка под столом, и не было видно лица Лиз, только чуть поблескивали ее глаза и волосы…
— Иди ко мне, — шептала горячо Лиз, — иди ко мне, мой милый, мы будем с тобой вместе, всегда вместе, я с тобой пойду куда хочешь, хоть в лес, хоть на край света, ты мне, пожалуйста, верь, потому что я тебя люблю, ты поцелуй меня, вот так, и еще, пожалуйста, я прошу тебя, нет, не отворачивайся, я тоже хочу тебя целовать…
И уже Олег не понимал, где он, потому что ничего не было, кроме горячей Лиз — она была со всех сторон,
Дверь заскрипела так, словно пилой провели по железу, — жутко громко. Шаги матери сразу зазвучали рядом.
Олег вырвался из рук Лиз, а может, с трудом оторвал от нее собственные пальцы и вскочил.
А Лиз села на кровати и прижала руки к груди. Олег не столько увидел это в густой полутьме, сколько почувствовал. И увидел все глазами матери.
А мать от неожиданности испугалась.
— Вы что? — воскликнула она. — Вы что здесь делаете? Олег!
Ей показалось, что она увидела Олега, потом она поняла, что это Лиз.
— Я ничего, — произнесла Лиз, сразу она стала очень далекой. — Я пришла, мы с Олегом сидели, разговаривали, я уйду, вы не бойтесь.
— Вот этого я не ожидала, — сказала мать так, словно она ожидала чего-то другого, только вот этого не ожидала.
— А чего этого? — Олег сразу стал агрессивным, потому что ему было очень стыдно.
— Сам понимаешь. И от тебя, Лиз, я не ожидала.
— Простите. Я так переживала за Олежку, он собирался в лес убежать, искать Марьяшку с Диком, совсем один, и я уговаривала…
— Лиз, ты что! — возмутился Олег.
Это было низкое предательство.
— Ты можешь на меня сердиться сколько хочешь, — ответила Лиз, — но я забочусь только о тебе, я знаю, что идти в лес — это чистая смерть. Вы знаете, я его так хотела отвлечь, я даже сама предложила в лес пойти, честное слово.
— Странное отвлечение, — бросила мать и тут же обернулась к Олегу: — Ты в самом деле хотел в лес убежать?
— Врет она, — проговорил Олег тупо.
Он не умел лгать, но сейчас не это было важно, плохо, что Лиз оказалась предательницей. Она испугалась матери и хотела отвлечь ее.
— Нет, Олежка. — Лиз как будто угадала его мысли. — Нет, я не предательница, я тебя очень люблю, и мне не стыдно, что я тебя так люблю, и я лучше умру, чем пущу тебя в лес.
Мать неожиданно нагнулась. Она знала Олега лучше всех на свете. Она вытащила из-под стола мешок.
— А это зачем? — спросила она.
Лиз своего добилась. О ней забыли.
Она поднялась, запахивая куртку, поискала оброненный башмак.
— Это что? Ты меня хочешь убить? Ты меня обязательно хочешь убить! — Мать накачивала себя, вызывала гнев.
— Я пошла, — уронила Лиз, но никто не обратил на нее внимания.
Бурная сцена еще не кончилась, когда на шум заглянул Старый, узнал, в чем дело, и сказал:
— Я подозревал, что ты выкинешь что-нибудь в таком духе. Только у тебя ничего не выйдет, мы с Сергеевым договорились сегодня дежурить у изгороди, а тебя от дежурства освободить. Так что мы бы все равно заметили. Эх, глупость человеческая…
— Это не глупость.
— Это не глупость, это эгоизм, — возразила мать.
— А ты знаешь, Ирина права, это и есть эгоизм.
— Я не для себя…
— Ты для себя хочешь быть героем, ты для себя хочешь принести на руках Марьяну или приволочь на спине Дика.
— Вы ничего не понимаете!
Олег выбежал из дома как был, в одной рубашке. Было холодно, он сидел на бревне, на пустоши, ему не хотелось возвращаться, и он всей шкурой ощущал, как за ним следят — следят из хижин. И Лиз, и мать, и Старый, и Сергеев. И никто ему не верит.