Доктор Сергеев
Шрифт:
Мутный взгляд его впился в лицо Лены.
— Костенька, милый, — повторила она вопрос, стараясь шуткой смягчить его, — где это ты так подгулял?
— А вам какое дело? Разве я вас спрашиваю, где вы гуляете??
Он бросил это так зло, словно перед ним стоял ненавистный человек.
— Напрасно ты не спросил меня.
— Зачем? Кто вы мне? Не жена, не любовница. Вы чужой человек! Хуже — вы мой враг, вы мой убийца.
Мать охватила его обеими руками, стараясь увести.
— Замолчи,
Костя отстранил мать.
— Оставьте меня! Я ей скажу все, что думаю.
— Костя, — тихо сказала Лена, — не надо, поговорим в другой раз.
— Нет, именно сейчас. В другой раз может не выйти. А я должен вам сказать! И вы обязаны выслушать! Вы — убийца… И непонятно — зачем вы пришли? Чтобы насладиться своей работой? Поглядеть на труп? Да? Убийцу всегда тянет к месту преступления!
Он качнулся и чуть не упал. Его поддержал отец, встревоженно вышедший из своей комнаты. Волосы Кости рассыпались по лбу, рот искривился злой гримасой, руки искали чего-то в воздухе.
— Ладно, ладно, брат, не буянь, — строго сказал отец. — Выпил, иди спать.
— Нет! — вырывался Костя. — Нет, я скажу ей все! Она меня убила и пришла похоронить.
— Ух, как страшно… — засмеялся отец.
— Да! Она убила человека!
— Фу, как противно слушать! — рассердилась Лена. — Ты просто глупый и пьяный мальчишка! Мне стыдно за тебя!
Она взяла со стола свою сумку и быстро направилась к выходу. Но Костя вырвался из рук отца и преградил ей путь.
— Нет, постойте!
— Ну что ж, — сказала Лена, бледнея. — Тебе остается еще ударить меня.
— Нет, я не ударю вас, не бойтесь. Я не хулиган. Вы лучше меня знаете, кто я. Вот вы — глупая, легкомысленная бабенка. Вам не нужны ни любовь, ни преданность. Вам не нужна истинная нежность. Вас потянуло на роман с заведомым ловеласом, для которого вы одна из сотни…
— Пусти меня!
— Нет, дослушай! Ты мне больше горя доставила, ты меня раздавила! Ноне будь самонадеянной. Да, вот это я и хотел сказать. Не думай, что я до конца погиб…
— Ну и слава богу.
— Да, я тяжело страдаю, мне будет ужасно без тебя, но я найду утешение, найду. Я врач, я… Предо мной широкое поле, простор!.. Я буду работать, я свое сделаю. Ты обо мне услышишь!
— Ну и прекрасно. Пусти меня!
— Пожалуйста, идите.
Мать вышла проводить Лену и, плача, извинялась.
— Начитался, глупый мальчик, всяких романов и прямо из книги все говорит. Вы не сердитесь. Он чистый, благородный. Это от честности.
— Я не сержусь, я сама все знаю, — утешала ее Лена.
Лена пришла домой уже поздней ночью, и Никита Петрович, обеспокоенный ее длительным отсутствием, недовольно сказал:
— Это нехорошо. Ты хоть и взрослая, и врач, и все такое, а это
— О-о! — старалась Лена превратить все в шутку. — Этого я давненько не слыхала.
— А ты не доводи до этого. И вообще мне надо с тобой поговорить. Не нравится мне эта история. Но об этом не сейчас. Ложись спать.
«Опять о Михайлове, — подумала Лена. — Свалился на мою голову».
— Я была у Кости, — сказала она. — Он что-то нездоров.
— У Кости? — переспросил профессор, посмотрев на дочь. — А что с ним?
— Ничего особенного. Немного простудился.
— У Кости — это ничего, — сказал отец, сразу успокоившись, и направился к себе. — У Кости можно.
«Что он там делает сейчас? — подумала Лена. — Хоть бы он скорее заснул».
А Костя, сжав голову руками, сидел у стола в неподвижности.
— Дай, отец, выпьем еще по рюмке… — вдруг сказал он.
— По рюмке? — переспросил отец, как бы обдумывая сложный вопрос. — По рюмке можно, это даже полезно, скорей уснешь.
Старик поставил на стол графин, налил себе и сыну и чокнулся с ним.
— Ну, брат, того… За то, чтобы это не повторялось. Чтобы ты так не пил больше. И чтобы никогда, слышишь, никогда, упаси тебя бог, не обижал бы женщину. Понял? Особенно Лену. Ты это, брат, помни. Ну, будь здоров.
Они выпили, и Костя, еще больше опьяневший, но подавленный и усталый, стал объяснять родителям, почти плача:
— Не верьте ни одному моему слову… Я говорил глупости…
— Знаю, знаю, сынок, не объясняй.
— Она прекрасная, чистая.
— И это верно.
— Давай, отец, еще по рюмке…
— Давай, давай, сынок!..
Они еще раз чокнулись, выпили. Отец отвел сына в его комнату, раздел и уложил, как делала это когда-то мать.
— Спи, доктор, — сказал он, заботливо укрывая сына.
Утром Косте позвонил секретарь бюро комсомольской организации института доктор Васильев и просил зайти к нему.
Один из самых способных молодых хирургов, Васильев пользовался у комсомольцев не только любовью, но и каким-то особенным доверием.
В кабинете было много людей, потом, когда они вышли, секретарь долго говорил по телефону. Наконец он освободился.
— Послушайте, товарищ Сергеев… — сказал секретарь тихим голосом, будто опасался, что его услышат посторонние. — Раньше всего садитесь… Вот так…
Васильев, очевидно, сам немного смущался или подыскивал нужные слова — он то отворачивался, смотрел в окно, то перекладывал на столе бумаги. Потом, словно набравшись духу, сказал:
— Так вот… Нехорошо, товарищ Сергеев, что вы так грубо разговаривали со старым врачом… Накричали на него… Оскорбили… Это недопустимо…