Доктор Сергеев
Шрифт:
— Следующего!
— Молодец! — совсем тихо произнес старик. — Ты стал хорошим хирургом. В мирной обстановке для такого опыта нужны годы.
В перерыве после обеда Беляев собрал весь медперсонал и сделал сообщение о состоянии санбата. Как и полагается в этих случаях, он отметил достоинства и недостатки работы. Костю поразила редкая наблюдательность старика, увидевшего все, до последней мелочи, все, чего не замечали ни Соколов, ни Трофимов, ни он сам.
«Удивительно, когда он только успел все это заметить?..»
Беляев говорил и о работе хирургов, и о среднем персонале, и о способе стерилизации инструментов,
Говоря о принципах современной полевой хирургии и чаще всего обращаясь к Косте, он сказал:
— Наличие таких могучих средств лечения ран, каковыми являются стрептоцид, сульфидин и сульфазол, ни в коем случае не дает нам права обходить все, что дал нам опыт прошлого. Сейчас надо особенно глубоко вдумываться, в каких условиях и на каком этапе лечения раны необходимо применять то или иное средство, как и когда сочетать сульфамиды с другими мерами. Условия современной войны резко повысили угрозу появления инфекции в ране. И если когда-то хирурги говорили, что «огнестрельная рана должна практически считаться стерильной», — то надо помнить, что это касается времени, когда преобладали пулевые ранения, при которых многие сквозные раны заживали гладко. А сейчас преобладают раны, нанесенные осколками гранат, бомб, снарядов, вносящими инфекцию, и эти раны не дают гладкого заживления. И потому мы должны заменить старый принцип новым, строго сформулированным Николаем Николаевичем Петровым: «Огнестрельная рана должна практически рассматриваться как зараженная». Отсюда делайте выводы.
Беляев настойчиво требовал, чтобы при лечении ран местное применение сульфамидных препаратов ни при каких обстоятельствах не подменяло использования всех методов классической хирургии.
— Помните, — говорил он, — по возможности срочный хирургический туалет раны и последующая своевременная полноценная хирургическая помощь — совершенно обязательны.
Костя снова, как утром на операциях, краснел, и ему казалось, что Беляев все это говорит только из-за его, Костиного, упрямства, из-за его наивной, мальчишеской попытки возразить на серьезное указание старого, умудренного опытом и знаниями хирурга.
— В нынешней войне, — говорил Беляев, — советская медицина добилась очень многого. В армию возвращается большой процент раненых. Надо добиться еще лучших результатов, и я знаю, что мы добьемся. Этому порукой, товарищи, ваши знания, энергия и та глубокая ненависть к врагу и любовь к нашей стране, которой все мы полны. Русские врачи во все времена — и в севастопольскую оборону, и в турецкой, и в японской, и в гражданской войнах, а также и в войну с белофиннами — делали свое великое дело бок о бок с русским солдатом, сражались рядом с ним, лечили и спасали его и, если нужно было, вместе умирали.
Беляев кончил говорить, но Костя еще долго смотрел в глаза старика, так неотразимо напоминающие ему другие, близкие и родные, глаза.
VII
Лена так и не получила письма, привезенного с фронта и оставленного для нее в «Астории». Ни в тот вечер, ни в другой ей не удалось за ним съездить. Мешали частые тревоги, почти беспрерывные операции. Когда же ей удалось наконец вырваться
Еще несколько раз звонила Лена в «Асторию», но добиться ничего не сумела.
От кого было письмо?
Что произошло за эти долгие недели с Костей и с отцом?
Мысли, одна горестней другой, не оставляли ее ни на одну минуту.
Позднее она получила сообщение об отце, но о Косте сведений не имела, и только прилетевший с фронта Михайлов говорил ей:
— Не волнуйтесь, он в порядке.
«А если он только для успокоения говорит это?.. — думала Лена. — Если он ничего не знает или знает какую-нибудь ужасную правду?..»
— Почему же нет от него письма? — пытливо глядя в глаза Михайлову, спрашивала Лена.
— Почта, Елена Никитична, только почта виновата. Сейчас не до писем.
И Лена напряженно думала о пропавшем письме, точно так же как Костя думал о письмах, сгоревших вместе с самолетом. Ей представлялось, что именно в этом письме Костя рассказал ей обо всем, что скопилось в сердце за все эти месяцы.
Михайлов был особенно предупредителен, деликатен и шутя говорил ей:
— Вы так влюблены в своего деспота, что я не смею и подумать о милой встрече с вами…
Он задерживал ее пальцы в своих больших горячих руках, потом, комически вздыхая, говорил:
— Стар, стар… Сдал позиции… Юный терапевт победил старого хирурга…
Оставляя ей небольшой пакет с продовольствием, привезенный от отца, он снова, уже торопясь, поцеловал ей руки и быстро ушел.
Лена провожала его до лестницы, в десятый раз передавала отцу и Косте приветы, с минуту смотрела ему вслед и грустно возвращалась к себе.
«Все такой же… — думала Лена о Михайлове. — Как будто ничего не произошло».
Михайлов и в самом деле остался таким, как был. Но к его цветущему виду прибавились следы щедрого солнца, ветра, к манере держать себя — внутренний напор, новая энергия. Он много ездил, инспектировал, ревизовал, учил, сам оперировал, по поручению Беляева летал в Москву и в Ленинград, снова возвращался на фронт, и вся его крупная фигура дышала силой, энергией, уверенностью. Он больше прежнего любил вкусно поесть, по-прежнему заглядывался на женщин, свободно заговаривал с ними, ухаживал, а в Москве, встретив в одном из госпиталей молодую, очень красивую синеглазую блондинку, мгновенно влюбился и при следующем визите объяснил ей, что «вот такую он искал всю жизнь», что никогда, что бы с ним ни случилось, он не забудет, не сможет забыть ее, что после войны «они должны быть вместе».
Предложение было отвергнуто, и Михайлов улетел совсем огорченный.
«Стар стал… — думал он, — зубы выпали, когти обломались». Несколько дней он ходил влюбленный и тоскующий, но потом, попав в большой санбат, сделав несколько сложных операций, не отдохнув, помчался дальше, снова много оперировал и, когда пришел в себя, забыл о синеглазой московской блондинке и уже любовался «удивительной, неповторимой фигурой» и «потрясающим профилем» вновь прибывшей молоденькой сестры.
Михайлов сам рассказал Лене об этом и, словно боясь ее порицания, объяснял: