Доктор Сергеев
Шрифт:
Послышался стук дверей.
Лена вышла в переднюю.
Сергеев втаскивал с лестницы тяжелые салазки. Он резко похудел, оброс седой бородой, глаза глубоко запали. Он посмотрел на Лену тусклым, равнодушным взглядом, потом вдруг обрадовался.
— Леночка пришла! Уж не от Кости ли письмецо?
Голос у него ослабел. Он заметно задыхался.
— Чайку бы Леночке… — захлопотал он, видимо совсем забыв о действительности. — Мать, а мать, гостья-то какая! Леночка пришла! О Костеньке поговорим. Чайку бы!
Скинув пальто, Сергеев, торопясь,
— Вот только чаю нет, — огорчался он, — давно уж и забыли о нем… Опять же и с сахаром то же самое… В общем, один кипяток…
— Я принесла с собой кое-что, — сказала Лена.
— С собой? Ну и времена, господи боже мой, гости со своим угощением приходят! Что ж это делается на свете, а!
Отец хлопотал у времянки, а Лена, сидя у постели больной, с грустью смотрела сквозь приотворенную дверь в комнату Кости. Она видела его рабочий стол, его книги, несколько игрушек, бережно сохраненных с детских лет и аккуратно расставленных на красной полке. Особенно умилил ее большой белый Мишка с оторванной лапой.
— Пожалуйте! — позвал отец.
Но угощать гостью хозяевам не пришлось.
Матери стало дурно, и Лена с трудом привела ее в чувство. Сергеев тоже резко обессилел и свалился на диван. Лена, растерявшись, не знала, что предпринять. Телефон не работал. Она сделала несколько тонких бутербродов и осторожно, как больных детей, стала кормить стариков. Несколько ложек сгущенного молока и горячий чай привели их в себя, и Сергеев уже пытался было подняться, но Лена велела ему лечь и не двигаться.
— От себя отрываешь последнее… — ослабевшим голосом, отрывисто говорил старик. — Нам все равно помирать… А тебе надо жить.
— Это прислал папа… и Костя, — солгала неожиданно для себя Лена.
— Костенька? — подняв голову с подушки, переспросил старик. — А письмеца нет?
— Нет, он на словах передал, что жив, здоров, просил кланяться.
— Жив-здоров? — повторил отец. — Костенька жив-здоров, слышишь, мать?
Мать не отвечала. В ее углу было как-то странно тихо.
— Слышишь, мать?
Ответа не было. Только рука матери, поднятая к лицу, чего-то искала у глаз, и пальцы ее быстро шевелились.
Отец и Лена, сразу почуяв неладное, бросились к ней.
— Спишь ты? — тревожно спросил отец. — Мать!
Лена взяла ее руку, пригнулась к самому лицу.
Дыхания не было слышно, пульс едва прощупывался. И вдруг, прежде чем Лена успела подумать, что делать, изо рта скользнул коротенький выдох и нижняя губа опустилась.
— Отошла… — глядя испуганными глазами в лицо жены, тихо произнес старик.
Лена, ошеломленная,
— Неужто померла?.. — спросил Сергеев. — Неужто померла?..
Лена опустилась на колени и приникла головой к руке покойной. Раскаяние тревожно бередило рану в сердце, — было обидно, что запоздала помощь.
«Разве если бы это была моя мать, моя родная мать, — упрекала себя Лена, — разве могла бы я так поздно прийти к ней?»
Но тут же Лена подумала, что помочь она все равно ничем не могла бы. Тот крохотный кусочек хлеба, который получали все, получала и она. Отец очень редко имел возможность присылать ей через Михайлова небольшую посылочку. Раза два-три она отправляла с нянькой или вручала лично Сергееву немного продовольствия, но разве это могло поддержать стариков? Она была так же беспомощна, как и все остальные, она голодала, как и все другие.
«Что я скажу Косте? — снова и снова терзалась Лена. — Он просил последить за матерью…»
Надо было уходить. Но как оставить старика одного? Как быть с умершей?
— Уходить тебе надо, — ласково и вместе с тем строго сказал Сергеев. — Иди, доченька.
— Но как же вы?
— До утра посижу с ней, утром отвезу…
Лена знала, как дружно жили родители Кости. Как должно быть велико сейчас горе Сергеева! И она удивлялась его суровой выдержке, тому, как просто он сказал: «Утром отвезу».
— Может быть, вы пойдете к соседям? — спросила она. — Или позовете сюда кого-нибудь?
— Нет, доченька, никуда не пойду. Да и соседей, нет… Кто на работе, кто уехал, кто помер…
Лена убеждала старика пойти с — ней в клинику, отдохнуть до утра, немного согреться. Он решительно отверг ее предложение. Она сказала, что постарается завтра достать машину, а если это не удастся, придет, чтобы помочь ему в похоронах. Но старик и от этого отказался. Он вызвался проводить ее до ворот. И то, что проводил ее, тоже было не напрасно. В сумерках она могла наткнуться на «куклу», вынесенную на лестницу, во двор, в подворотню. Старик знал, что именно в эти часы наступающей темноты люди выносят своих покойников и, голодные, больные, боясь собственной смерти, оставляют их где удастся и торопятся вернуться домой.
— Схоронить надо! — вдруг сердито крикнул Сергеев кому-то в глубине второго двора. — Схоронить, а не бросать, как мусор!
— Кому это вы? — спросила Лена.
— А вон мальчонке.
В подворотне она увидела подростка лет пятнадцати. Грязный, опухший, желтый, он волочил что-то тяжелое, завернутое в рогожу.
— Не схоронить мне… — ответил мальчик, плача. — Сам, того гляди, свалюсь.
Сергеев смягчился.
— Мать? — спросил он.
— Мать.
— А отец где?
— Вчера помер.