Доктор Смерть
Шрифт:
— Папа называет себя бессердечным капиталистом, — сказала она. — Вероятно, потому, что так его называют все окружающие. На самом деле он очень собой гордится.
Голос ровный и монотонный, словно бубнящее гудение монаха. С небольшой горчинкой презрения. Стейси высмеивала своего отца перед совершенно незнакомым человеком, но делала это просто очаровательно. Такое, как правило, происходит тогда, когда наконец снята крышка с кастрюли, в которой все давно кипит.
Я молчал, ожидая продолжения. Закинув ногу на ногу, Стейси еще больше ссутулилась и взъерошила волосы, придавая себе беззаботный
— Насколько я понял, тебя не очень-то интересует недвижимость.
— Как знать? Я подумываю о том, чтобы стать архитектором, так что вряд ли я ее ненавижу. На самом деле я совершенно спокойно отношусь к бизнесу, совсем не так, как многие мои одноклассники. Просто я бы предпочла строить, чем быть... Я бы предпочла что-то производить.
— Предпочла чему?
— Я чуть было не сказала: «чем быть мусорщиком», но это было бы несправедливо по отношению к моему отцу. Он ни под кого не подкапывает. Просто выжидает удачный случай. В этом нет ничего плохого, но мне бы не хотелось этим заниматься. Хотя, на самом деле, я понятия не имею, чем бы мне хотелось заниматься. — Она позвонила в воображаемый колокольчик. — Дзинь-дзинь, прозрение, отзовись! У меня нет цели в жизни.
— А как же архитектура?
— Возможно, это просто отговорка: нужно же что-то отвечать, когда тебя спрашивают о будущем. Как знать, быть может, в конце концов я возненавижу архитектуру.
— Тебя интересуют какие-нибудь школьные предметы? — спросил я.
— Раньше мне очень нравились естественные науки. Одно время я считала, что медицина — это как раз то, что нужно. Я ходила на курсы, на экзаменах получила хорошие оценки. Но сейчас...
— Что на тебя повлияло?
«Смерть матери, увлекавшейся естественными науками?»
— Просто мне кажется... в общем, медицина теперь совсем не то, что было раньше, правда? Бекки говорит, ее отец больше терпеть не может свою работу. Разные бюрократы учат его, что делать и что не делать. Доктор Маниту говорит, что медицина стала уделом чиновников. А после школы хочется свободы. Доктор Делавэр, а вы любите свое ремесло?
— Очень.
— Психология, — произнесла Стейси так, словно это слово было для нее новым. — А меня всегда больше интересовала настоящая наука... ой, простите, я сказала глупость! Я имела в виду точные науки...
— Ничего страшного, я не обиделся, — улыбнулся я.
— Я хочу сказать, я отношусь к психологии с уважением, но предпочитаю химию и биологию. У меня получается ладить с органикой.
— Психология очень нежная наука, — сказал я. — Наверное, отчасти именно за это я ее и люблю.
— То есть? — встрепенулась она.
— За непредсказуемость человеческой природы. Это делает жизнь интересной. Мне приходится постоянно стоять на цыпочках.
Стейси задумалась над моими словами.
— В прошлом году у нас был курс психологии. Вначале была полная ерунда, что-то про Микки-Мауса. Но потом стало интересно... У Бекки поехала крыша. Она хваталась за все симптомы, про которые нам рассказывали, и находила их у кого-нибудь
— Что-нибудь такое, что позволяет получить быстрый результат?
— Необязательно быстрый, — возразила Стейси. — Просто существенный. — Перекинув хвостик на грудь, она принялась перебирать кудри. — Ну и что с того, что у меня нет цели в жизни? Я ведь в семье второй ребенок, разве это не нормально? У моего брата целеустремленности хватит на двоих. Он прекрасно знает, чего хочет: получить Нобелевскую премию по экономике и зарабатывать миллиарды. Когда-нибудь вы прочтете о нем в журнале «Форчун».
— Подобные планы впечатляют.
— Эрик всегда знал, чего хочет. Он гений — как-то, когда ему было пять лет, он взял «Уолл-стрит джорнал», прочитал статью о соотношении спроса и предложения на рынке соевых бобов, а на следующий день прочел на эту тему лекцию в детском саду.
— Это фамильное предание? — спросил я.
— То есть?
— Судя по всему, ты услышала это от своих родителей. Вряд ли ты могла запомнить сама, тебе ведь тогда было только три года.
— Верно, — смущенно согласилась Стейси. — Наверное, я слышала эту историю от отца. А может быть, от матери. Или от него, или от нее. Отец до сих пор ее повторяет. Так что, скорее всего, это был он.
Я сделал пометку: «Что Ричард рассказывает о дочери?»
— Это имеет какое-нибудь значение? — спросила Стейси.
— Нет, — заверил ее я. — Просто меня интересуют фамильные предания. Значит, Эрик очень целеустремленный.
— Целеустремленный и талантливый. Он просто гений. Самый умный человек из всех, кого я знаю. Но при этом не замкнувшийся в науках. Агрессивный, настойчивый. Настроившись на что-то, он обязательно этого добьется.
— Ему нравится Стэндфорд?
— Ему нравится Стэндфорд, Стэндфорду нравится он.
— Там учились твои родители?
— Это семейная традиция.
— А эта традиция на тебя не давит?
— Уверена, папа был бы просто в восторге. Если бы я туда поступила.
— А ты думаешь, что тебя не примут?
— Не знаю, но мне все равно.
Я поставил наши кресла на некотором расстоянии друг от друга, чтобы своим присутствием не смущать Стейси. Но сейчас она вся подалась вперед, словно стремясь физически прикоснуться ко мне.
— Доктор Делавэр, я прекрасно знаю себе цену. Я достаточно умная — не такая, как Эрик, но все же не жалуюсь. Да, вероятно, я смогла бы поступить в Стэндфорд — хотя бы для того, чтобы поддержать семейные традиции. Но вся беда в том, что мой ум тратится впустую. Меня нисколько не интересуют высокие цели, преодоление препятствий, изменение мира к лучшему или огромные деньги. Возможно, вы сочтете такое отношение легкомысленным, но дела обстоят именно так.