Долг оплачен
Шрифт:
— Тебе звонят, — сказал охранник, и я трясущейся рукой полезла в сумочку.
Звонила мама. Убила меня окончательно.
— Милечка, мне Саша звонил. Можешь не стесняться, я всё знаю. Я так рада за тебя! Я так переживала. А теперь у тебя достойный мужчина, и я спокойна. Вы вдвоём к тёте Свете на день рождения сходите, потом мне расскажут, как вы вместе смотритесь. И выкинь дурь из головы, что богатые мужчины непостоянны. Он жениться надумал, и были б у него другие планы, он бы не оплатил моё лечение и не стал звонить. Хватит уже думать обо мне, подумай о себе…
— Пока мам, — я отключила звонок.
Удалила
Замерла, глядя на страничку в соцсети. Теперь у меня было два друга: Андрей Тролль и Санчес Сатир.
Сатир: «Могла бы в лицо всё сказать, а не подставлять многострадальную Анжелику и дурака Кешу».
Сатир: «Смотри, какую я себе аватарку нашёл».
На картинке был изображён черноволосый лохматый сатир с бараньими рогами. Он был до пояса гол, ниже шли мохнатые копыта. Играл на флейте. И надо же! Глаза его были чуть раскосые и серо-зелёного цвета. Именно такими я и представляла сатиров, именно таким и был Санчес.
Солнце: «Рога тебе идут».
Сатир: «Таблетку и спать. Завтра тебе на работу».
Солнце: «Кеше приказывай, а я увольняюсь. И улетаю с Андреем в Швецию, их группу пригласили».
Сатир: «Я не железный, и терпение моё не резиновое. Ты уже поиграла со мной сегодня».
Солнце: «А то, что ты обманывал меня столько времени, не считается?! Забыла! Я же артефактная любовница. Вещь. Со мной можно делать всё, что захочешь!»
Сатир: «Меня просто из себя выводит, что ты слушаешь кого угодно, только не меня».
Солнце: «Ты обманывал меня!»
Сатир: «Ты меня любишь, я тебя тоже. Не могу никак понять, что между нами стоит, кроме твоей гордыни?»
Я так устала, что не захотела продолжать этот пустой разговор.
Он меня любит.
День был слишком тяжёлый. По приезду я с трудом заставила себя принять душ. Съела последнюю мамину таблетку для сна и вырубилась почти сразу.
***
Мне позвонили в дверь. Через открытое окно и застеклённый балкон в комнату попадал свет отдалённых огней. Я нащупала телефон, на часах была половина восьмого. Через час можно было выйти и к девяти не опоздать на работу.
Сатир: «Доброе утро, солнце».
— Размечтался, — протянула я и выползла из кровати.
Натянула старый халатик, пошла к входной двери. В глазок обязательно заглянула, потому что вспомнила вчерашний разговор с Владом. Меня хотели выкрасть или убить.
Жесть.
Голова отказывалась принять тот факт, что я побывала в ужасной заварушке, которая пролетела мимо меня, и когда страшное уже миновало, я вдруг осознала, что последнее время ходила по краю пропасти. И всё это время меня поддерживала Роза, она же босс Александр Константинович Никитин, который вчера признался в любви и мне, и сам себе от моего имени, приплетая к этому мою гордость, которая якобы нам не даёт быть вместе.
И вот такие мысли с утра.
Я открыла двери и, щурясь, натужно улыбнулась, пряча развратную маечку под халатом. Зябко куталась от холода, что пытался проникнуть в квартиру из подъезда.
— Привет, Макс, — проехалась взглядом по чёрному камуфляжу и тяжёлым армейским ботинкам.
— Здравствуй, Эмилия Романовна, — вроде тоже улыбнулся,
— Ой, а я только проснулась, — растерялась я. — Проходи.
— Нет, — резко ответил он. — Не беспокойтесь, я вас жду сколько нужно.
— Сатир строгости навёл?
— Сатир? — повёл он бровями, и улыбка стала вполне живой.
— Ага, разве не похож? — я закрыла дверь и сладко потянулась.
Сатир: «Охрана приехала?»
А вот фиг тебе, Санчес. Не буду общаться.
У меня в холодильнике нашлись адыгейский сыр, вчерашняя вафля и стаканчик с йогуртом. Заварила чай, включила музыку.
Мама с бабушкой всегда ссорилась. Это касалось не только личного пространства, но и жизненных устоев. Мама утверждала, что девушка должна после пробуждения сразу умываться, чистить зубы и причёсываться. А бабушка настаивала, что зубы чистят после еды, но никак не перед. В итоге я умываюсь, делаю причёску, потом завтракаю, уже после чищу зубы и крашусь. И это уже не вырубить топором, мои родительницы сделали из меня нечто среднее.
Сатир: «Бойкот? Ты же солнце. Хватит уже впустую светить, начинай пригревать».
— Побежала, — фыркнула я, — ласты только надену.
Надела не ласты, а серый сарафан на белую блузку. Подкрасилась и поймала себя на том, что улыбаюсь. Быстро собралась и с ноутбуком в портфеле вышла к Максиму, который дежурил на лестничной площадке и пугал соседей пистолетом в кобуре.
Мы спустились на первый этаж. Чёрная корейская машина была припаркована прямо у крыльца. За рулём сидел водитель, тоже из охраны «КАN-транс». Меня усадили, как настоящую бизнес-леди, на заднее сиденье. И я, поддерживая свой новый имидж, тут же открыла компьютер и стала просматривать новости для босса. Решила использовать все свои способности к обучаемости и вникнуть в суть вопросов, которые интересуют юридический отдел.
Санчес уже был на рабочем месте, когда я приехала. И меня вдруг одолели вопросы: ночевал он сегодня в своём кабинете или куда-то уезжал? И где спит сатир? А главное… С кем?
Я села за стол секретаря и стала работать. Звонки лились один за другим, когда ещё не было девяти часов. Я собирала информацию, записывала всё в блокнот, чтобы донести боссу. Сновали посетители. И я слышала строгий голос сатира в диспетчерской связи, который разрешал к себе пускать или просил подождать.
Через два часа я вошла в кабинет с чашкой кофе на подносе и, встав у стола сатира, уже собралась объявить, что у нас на повестке дня, но загляделась на него.
Он подстригся и гладко выбрился. Пил кофе и хмурил брови, рассматривая монитор своего компьютера.
— Завтра у Марка День рождение, — начала совсем не с того, с чего стоило начинать, но почему-то мне показалось это событие самым важным.
— Закажи подарок, — не глядя на меня велел Санчес.
— Вас приглашают на юридический консилиум по вопросам возникшей адвокатской практики…
— Дальше, — он взял телефон и вызвал к себе Иннокентия.
Я заранее покраснела, потому что кого угодно, а Кешу я видеть не хотела. И так я надеялась, что его уволят. С другой стороны, кто будет увольнять специалиста из-за моей выходки. И зачем я вообще человеку желаю увольнения, когда он на своём месте.