Долг
Шрифт:
И я выставила себя полной идиоткой.
Я пытаюсь успокоиться и сеть. Кейр пытается помочь мне, но я быстро отмахиваюсь от его помощи.
— Нет, я в порядке, — но я не в порядке. Мое сердце вот-вот выскочит из груди. Тем не менее, я должна притворяться.
Мне как-то удается улыбнуться, пока я прихожу в себя, осторожно оглядываясь. Как я и думала, несколько человек смотрят на меня, вероятно, раздумывая, что, черт возьми, не так с этой крошкой, что ей пришлось резко нагнуться и укрыться, когда вылетела пробка от шампанского. Мои щеки горячие
Но, хотя все есть еще время перейти через улицу, и, хотя логическая, рациональная часть моего мозга говорит мне, чтобы я пришла в себя и пошла, я остаюсь.
На данный момент.
— Что там произошло? — садясь, тихо спрашивает он. Подталкивает мое пиво ко мне. Внезапно мне хочется выпить кучу шотов, схватить бутылку виски и выпить до дна, пока не перестану чувствовать вообще все.
Я надеялась, что он проигнорирует то, что только что произошло, так же, как он проигнорировал мою сестру, которая на прошлой неделе ошиблась и спросила его, состоит ли он в группе поддержки. Я ожидала, что сегодня он спросит об этом, но пока об этом, казалось, он упоминать не собирался, но спросил о том, что произошло только что.
— Ничего, — отвечаю я.
— Ничего? — повторяет он, очевидно не веря мне.
В моем распоряжении много лжи, и все же мне необходимо достаточно много времени, чтобы придумать оправдание.
— Просто я нервничаю, — говорю я ему. — Плохо спала прошлой ночью.
Осторожно смотрю на него. Кейр удерживает мой взгляд, он кажется таким же твердым, как и объятие. У меня нет выбора, кроме как смотреть на него, провоцируя узнать меня, настоящую меня.
Наконец, он говорит:
— Ты не производишь на меня впечатление нервной особы.
— Нет? А какое я на тебя произвожу впечатление?
На его губах возникает улыбка.
— Той, которая обычно не стала бы тратить на меня время.
Теперь моя очередь удивляться.
— Ага, конечно.
— Я серьезно. Ты не просто красивая, Рыжик, ты смелая. Ты ешь таких ребят, как я, на завтрак. И парни вроде меня не станут возражать.
Тогда как мой пульс начал замедляться от ранее испытанного страха, эти слова заставляют его снова участиться. На этот раз кое-что еще волнует меня. Эти чертовы бабочки.
— Нечего ответить на это? — говорит он, дерзко поднимая подбородок, зеленые глаза игриво блестят. — Какой сюрприз.
— Я не ем..., — начинаю я, а потом замолкаю. Независимо от того, что я скажу, прозвучит не очень хорошо. — Неважно.
— О, пожалуйста, продолжай, — поддразнивает он. —
Мне бы хотелось услышать о том, что ты ешь, а что нет.
Я смотрю на него, совсем не весело.
— Очень смешно. Так или иначе, ты должен быть смелым, если ты калека. Мир неумолим, и, если ты не проложишь себе путь, останешься позади.
Кажется, тени заполняют его глаза, лоб немного хмурится.
— Не уверен, что к тебе следует применять
— Ну, я не могу ходить без костылей, — говорю ему, защитное тепло растет в груди. — И как только на следующей неделе снимут гипс, кто знает, какой женщиной после этого я буду? Мне могут потребоваться месяцы, чтобы снова научится ходить без какой-либо помощи, и я все равно никогда не буду прежней. Я никогда не смогу сделать все эти гребаные вещи, которые я когда-то считала само собой разумеющимися.
Он немного наклоняет голову, оценивая меня сквозь длинные темные ресницы.
— Самое время.
— Самое время для чего? — практически рявкаю я.
Он кивает в мою сторону.
— Для этого. Расскажи мне, как ты на самом деле себя чувствуешь. Ты смелая, Джессика, как я уже сказал. Но эта смелость скрывает что-то в равной степени болезненное и мощное.
Проклятый наблюдательный наглец.
Я громко вздыхаю, словно все это время задерживаю дыхание, и не смотрю ему в глаза.
— Прости.
— Не стоит. Я рад, что увидел часть тебя настоящей.
— Я все время была настоящей, — быстро указываю я, хотя это отчасти ложь.
— Я знаю, — мягко говорит он. — Но у всех есть оболочка. Я просто счастлив, что увидел то, что есть под ней.
В его словах слышится подтекст. Слишком плохо, что эта идея не приводит меня в ужас.
Я меняю тему разговора.
— Так ты говорил, что раньше был механиком. И хочешь открыть свой собственный магазин. Такое чувство, что есть какая-то недостающая часть. Чем еще ты занимаешься? Что еще делал?
— Я много путешествовал, — говорит он, поглаживая свой бокал с пивом. Я обращаю внимание на его руки и то, как он хватает стекло. И ненадолго представляю себе, как эти руки сжимают мою грудь, и как будут ощущаться на моей мягкой коже.
Вау, Джесс, попридержи коней.
Я прочищаю горло.
— Ездил в какие-то в интересные месте? — спрашиваю я, зная, что он говорил об этом довольно расплывчато.
— Интересные, да. Вернусь ли я обратно? Мне потребовалось большая часть жизни, чтобы понять, кочевая жизнь не для меня.
— Сколько тебе лет?
— Тридцать восемь, — отвечает он.
— И ты путешествовал большую часть своей взрослой жизни?
Он кивает, и его глаза путешествуют по узорам на стенах, словно он что-то ищет.
— Да. Шотландия - дом. Я почувствовал, что пришло время начать все заново.
— Быть ответственным.
— Что-то в этом роде, — говорит он, глядя теперь на меня и слегка улыбаясь. — Мы не можем избежать ответственности перед собой. Или другими.
Ему не нужно напоминать мне об этом. Прежде всего, если бы я не ощущала ответственность за Кристину, не уверена, что жила бы в Эдинбурге. Я люблю этот город, но в последнее время, даже до происшествия, у меня была сумасшедшая идея собрать вещи и уехать. Сбежать и начать все с начала. Теперь, как никогда раньше, я ощущаю себя привязанной к этому месту, словно я раненное животное с одной ногой в капкане.