Долгая дорога домой

Афанасьев Александр

— Майор Рышард Пшевоньский, дежурный офицер по штабу округа. Извольте сообщить, какое у вас дело в штабе?

— Мы должны допросить одного из находящихся там людей, пан офицер.

— Кого конкретно? Это не может подождать до завтра, вы же видите, что творится?

— Не может, пан офицер. Совершено убийство, и мы должны вести следствие.

— Кого конкретно вы хотите допросить?

— Некоего пана Ежи Комаровского. Он в здании?

Лицо майора Пшевоньского исказилось от удивления.

— Вы с ума сошли?

— Вы не ответили на мой вопрос,

пан майор, — решил надавить Гмежек, — этот человек находится в здании?

— Я не имею права сообщать вам о том, кто находится в здании, тем более при таких обстоятельствах. И вы не имеете права проводить какие-либо следственные действия, это компетенция военной контрразведки.

— Это гражданское дело, совершено убийство гражданского лица. Здесь нет никакой военной компетенции.

— У вас есть какие-либо документы?

— Пан майор, чтобы побеседовать с человеком, полицейскому не нужны какие-либо документы. Это наше право — опросить пана Комаровского по поводу произошедших событий.

Майор какое-то время мялся, не зная, что предпринять.

— Я вынужден получить санкцию командующего. Прошу оставаться здесь.

На сей раз их пропустили за цепь казаков, двое казаков встали рядом с ними — охранять. Майор, смешно вскидывая ноги, побежал к дверям здания штаба, придерживая бьющий по боку автомат.

— Не пустят… — сказал кто-то из полициянтов, — Комаровский его отец.

Гмежек промолчал. По крайней мере казаки теперь защищали их от толпы.

Майор Пшевоньский вернулся минут через десять, вид его был растерянным.

— Пан генерал примет вас. Кто из вас старший?

— Я, старший инспектор Гмежек.

— Вы пройдете в здание. Остальным придется подождать здесь.

Инспектор усмехнулся:

— Пан майор, вам не кажется такое решение несколько… рискованным.

Пан майор задумался.

— Вероятно, да. Тогда остальные — подождут в помещении караульного взвода.

— Другое дело…

В здании было темно, освещение не работало, только аварийное, на дизель-генераторе. По опыту предыдущих рокошей — здание готовили к обороне, возможно, даже к боям внутри здания. Все окна первого этажа забраны решетками, и не внешними, а внутренними, да еще и закрывались накладными ставнями из стали, которые вешались прямо на решетки. Внизу строили баррикаду — несколько офицеров штаба откуда-то выносили и крепили один к другому бронещиты, такие тяжелые, что каждую секцию приходилось тащить вдвоем. Все эти щиты скрепляли между собой через специальные замки и пазы, а крайние — крепили к стенам через специальные пазы в самой стене, в кирпичной кладке. Часовые теперь стояли не перед дверьми, а за ними, и вместо парадных «федоровок» с начищенными до блеска, сверкающими на солнце штыками — у них были автоматы «АК» и бронежилеты. На площадке между первым и вторыми этажом двое казаков сидели около уже установленного станкового пулемета. Дверь запиралась теперь на массивный засов, внутрь пускали только после того, как ты просовывал пропуск в специальную щель, закрываемую заслонкой. Для того, чтобы

взять такую крепость, учитывая еще, что стены были построены на старый манер, в три кирпича толщины, — понадобились бы значительные силы с хорошим вооружением, в том числе с гранатометами и огнеметами.

Их пустили внутрь без обыска, провели в находившуюся по правую руку караулку. Там было пусто, не звонили телефоны, и только один из офицеров сидел в углу на стуле, положив на колени автомат, и спал.

— Квятковский!

— А… Господин майор! — Офицер безуспешно сделал вид, что не спал.

— Это паны полициянты… — объяснил майор Пшевоньский, — они остаются здесь, по зданию шляться не должны. Свари себе кофе… и им, что ли, тоже…

— Нам бы еще умыться… — мрачно проронил один из полициянтов, в которого попал презерватив, наполненный мочой.

— Ретирада, вода, мыло — вон за той дверью. Прошу. А вы, пан…

— Гмежек.

— Пан Гмежек — прошу за мной.

* * *

Документы проверяли на каждом этаже, проверяли даже у майора Пшевоньского — порядок есть порядок. По коридорам почти не ходили, людей было мало, кто попадался — все с автоматическим оружием, многие в бронежилетах. Сверху, прямо по лестничным маршам, тянули какой-то толстый кабель. Третий этаж перекрывали баррикадами, на этот раз из мебели, четвертый, судя по всему, тоже…

Генерал Тадеуш Комаровский оказался высоким, сухим, прямым, как палка, стариком, до сих пор предпочитающим старого фасона, темно-зеленого цвета мундир со всеми регалиями. Серый от бессонной ночи, он сидел в своем кабинете, охраняемом двумя казаками с автоматами, еще один автомат с подсумком магазинов был брошен на ряд стульев у стены, которая была обклеена картой округа в масштабе 1:1000. Он просто сидел и смотрел куда-то вдаль, в окно, он даже не пытался командовать — да пока командовать и не было необходимости — судя по кипевшей в штабе деятельности, каждый знал, что он должен делать.

— Пан генерал…

— Вы свободны, пан майор, — прервал доклад генерал.

Щелкнув каблуками, майор вышел из кабинета, аккуратно затворив за собой дверь…

А генерал продолжал смотреть в окно. И пан Гмежек, хоть он недолюбливал и армию, и Комаровского — не знал, куда ему деваться.

— Вы пришли за моим сыном? — прервал молчание генерал.

— Старший инспектор полиции Гмежек, сыскная полиция Варшавы, отдел убийств. Да, пан генерал, я пришел побеседовать с вашим сыном.

Генерал снова какое-то время молчал, глядя в окно.

— Что он натворил? — наконец спросил он.

— Не далее как три дня назад…

— Что он натворил, пан полицейский?

Гмежек решил говорить правду, хотя и не должен был. Просто — чувствовал, что так надо.

— Мы считаем, что он причастен к убийству. Возможно, причастен — мы не можем сказать этого точно.

— Вот как? Из-за этого начинается рокош?

— Возможно, да, — осторожно ответил пан Гмежек.