Долгая дорога домой
Шрифт:
– Тогда кто его убил?!
– Йезус ведает! Пусть полициянты и разбираются!
Збаражский тяжело вздохнул.
– Уже разобрались... Вы знаете о том, что вы в розыске?
– То есть? В каком розыске?
– Пока – по Варшаве... Сегодня утром сторожевик [29] на вас выставили, пока – в пределах Варшавы, но так – и до общеимперского недалеко. У нас программа, она отслеживает всю информацию по лицам, сотрудничающим с вами. Мы вас ищем целый день, где вы были все это время?
29
Бумага
– Не ваше дело... – буркнул граф
– Не мое?! Не мое?! Вы хоть понимаете, что с меня за совершенное моим агентом убийство – могут погоны долой! Или неполное служебное – и вперед, стучит паровоз, Сибирь под колесами [30] ! Какое к бисовой маме не мое?!
– Извините...
Удивительно, но графу в самом деле стало стыдно. Он был воспитан так, что одним из самых тяжких грехов в его системе моральных ориентиров считалось подвести другого человека. Тем более – полковника.
30
Фраза из популярной песни.
– Этим делу не поможешь... – немного успокоился Збаражский, – надо разобраться, что к чему. Рассказывайте. Все до мельчайших деталей, что вы делали в тот день. Говорите правду, может быть, мне еще удастся что-то сделать и для себя, и для вас.
– Ну... я с Еленой поссорился... узнал, что она на кокаине сидит. Потом...
– Что потом? Говорите.
– Проследил, где она берет. Оказалось – на авеню Ягеллонов. Там меня полицейский видел, штраф выписал.
– Штраф?
– Да, за неправильную парковку.
– Это худо... – сказал Збаражский, записывая в блокнот.
– Почему худо?
– Да потому! Вы знали, куда эта ваша... пошла?
– Откуда же мне знать, там домов под сотню.
– А там профессор и жил! Информация о выписанных штрафах собирается в единой программе, чтобы потом контролировать взыскание! Из этой программы ее может выудить любой полициянт, и получится, что вы за несколько дней до убийства были у дома этого проклятого Ковальчека! И это доказано – полицейским и штрафом. Что вы там делали?! Следили, чтобы убить – вот что подумают! А я вас направил на это дело!
– Но я же...
Тут до графа дошло, что Елена ему алиби не даст – хотя бы потому, что она не знала, что за ней следят. И все очень шатко.
– Пся крев...
– Вот так вот! Вы полицейского запомнили?
– Откуда... Здоровый...
– Ладно, найдем. Дальше.
– Дальше... Этот пан Ковальчек мне позвонил. Я как раз тут был, сидел... думал что делать.
– Он вам что – сюда позвонил? – изумился Збаражский.
– Ну да... – протянул граф Ежи и тут же понял, чему изумился полковник. Он так и не понял тогда – что в его состоянии вполне простительно.
В здании штаба Висленского военного округа нельзя было иметь при себе никакие сотовые телефоны. Они изымались при входе и выдавались при
– Вы давали номер своего телефона очаровательной пани Елене? – угадывая мысли графа Ежи, спросил его полковник.
– Никак нет, нельзя же... Что это значит?
Полковник Збаражский снова что-то строчил в своем блокноте.
– Боюсь, что ничего хорошего. С нами играет какая-то разведка, она нашла способ подставить вас, да и меня заодно вместе с вами. Хорошо, сначала разберемся, что тогда произошло. Он вам позвонил – и?
Какая – не составляет труда догадаться. Та самая, которая и леди Алисию Гисборн сюда заслала.
– Пригласил на какое-то сборище. В университет.
– Как пригласил?
– Обычно. Сказал, что Елена там будет.
– То есть он знал, что у вас проблемы.
– Да... наверное.
– Хорошо, дальше.
– Дальше я пошел. Мы встретились перед университетом, Ковальчек сказал, что нас пропустят только вдвоем.
– А заодно – перед университетом работают камеры уличного наблюдения, – добавил полковник, – а вот на самой территории их нет ни одной. И вас, получается, они запечатлели. Продолжайте, продолжайте.
– Ну... мы вошли в здание.
– Минутку. В какое время это было?
– Между девятнадцатью и двадцатью часами, ближе к девятнадцати.
– Точнее не помните?
– Нет.
– Хорошо, дальше.
– Дальше мы пришли на факультет. Химии, там комната побольше, там и собрались. Человек двадцать, в основном паненки. И Елена там была.
– Как вас представили?
– Просто – как Ежи. Профессор сказал.
– Дальше.
– Дальше лекторша какая-то появилась. Не сразу, Ковальчек ей звонил, потом она пришла. Какая-то пани Алисия Гисборн.
– Опишите.
– Ростом... среднее между вами и мной, мужеподобная, лицо вытянутое, одета плохо.
– То есть – плохо?
– Ну... Женщины всегда одеваются так, чтобы быть привлекательнее. А эта... как будто специально оделась, чтобы недостатки свои выказать. Лицо вытянутое, по возрасту – ближе к сорока, хотя голос молодой.
– Ей двадцать девять – улыбнулся полковник.
– Двадцать девять?!
– Именно. Я хорошо знаю эту особу. Она к нам по межуниверситетскому обмену, лесбиянка, но ведет себя осторожно, знает, что если она даст нам повод – мы ее вышибем отсюда с волчьим билетом. Связана с Фондом свободы, прошла у них шестимесячные курсы лекторов-агитаторов. Скорее всего – и Чатам-хаус тут руку приложил. Настроена отрицательно, ведет подрывную и антигосударственную деятельность в форме провокационных, клеветнических выступлений. В прямом шпионаже не замечена. Она в разработке МВД, мы не можем ее тронуть, а там что-то медлят. Они все так там одеваются, в Великобритании почему-то принято так одеваться, чтобы подчеркнуть свою индивидуальность, а не красоту и привлекательность.