Долгая дорога к дому
Шрифт:
Потом, уже на улице, Элари сказал Суру:
— Сохрани её. Усвата мне дороже жизни. Это не фраза. Я люблю её.
— Хорошо, — просто ответил файа. — Я клянусь.
— Правда? — Элари взял его за плечи и несколько секунд они пристально смотрели в глаза друг другу. — Даже если ценой окажется жизнь?
Он тут же смутился, поняв, что вовсе не хочет, чтобы Суру жертвовал жизнью ради Усваты или кого угодно ещё. Окончательно запутавшись, он отпустил его и отвернулся, но Иситтала тут же взяла его за руку.
— Я тоже клянусь, что не причиню ей вреда, — сказала она. — Но судьбой
Элари вдруг по-детски уткнулся в её сильное плечо. Он буквально разрывался между ней и Усватой и лишь сейчас понял, чем на самом деле был этот спасательный поход — попыткой убежать от самого себя. Он с радостью отказался бы от этой бессмысленной затеи, но он уже не мог. Не мог.
— Береги себя. Не лезь в драки, — он понимал, что говорит глупости, но уже не мог остановиться. — Я вернусь, как только смогу, вернусь, если только буду жив!
— Может, этот поход будет для тебя важнее, чем ты думаешь, — она легонько оттолкнула его от себя. — Может, ты, наконец, станешь взрослым. Я знаю Ньярлата, и хочу, чтобы он тебя выслушал и помог тебе. Возьми, — она запустила руки за воротник и достала медальон на цепочке — украшенную лучами овальную пластину из литого золота. С неё пристально смотрел живой серый глаз — совсем как глаз Иситталы. — Это мой знак Высшей. С ним тебя, по крайней мере, станут слушать.
Элари сжал медальон в кулаке, потом спешно надел его — под одежду, на кожу, и тяжелое золото, ещё хранившее тепло её тела, уютно устроилось в ложбинке на его груди. Юноша невольно повел плечами, чувствуя это теплое прикосновение.
— Теперь всё, — Иситтала взяла на секунду его руки и отпустила их. — Иди… и возвращайся.
Она отошла. Элари хотел попрощаться с Суру, стоявшим поблизости, но не смог даже толком его разглядеть — в его глазах стояли слезы.
12.
Начало путешествия оказалось до скуки обыденным. Простившись с друзьями, они забрались в ожидавший их автобус и тот тут же тронулся, направляясь к перевалу. Салон был пуст, никто больше с ними не ехал, и целый час они просидели молча, глядя в окно и размышляя. Задумчивый и грустный, Элари не обращал внимания на пейзаж. Машина, раскачиваясь и сотрясаясь, ползла по бесконечному подъему.
Дорога на перевал — собственно, накат по щебнистой почве — вилась по дну узкой долины. Слой снега вокруг был ещё очень тонок, из него выступали мелкие камни, пучки травы, и вместо ровной снежной белизны склоны холмов казались пёстрыми. Черная щебенка со снегом давала чистый серый тон на откосах, а торчавшая из-под него трава окрашивала обочины бледной желтизной. На скалах поотдаль сидели орлы и хмурый вид хищников гармонировал с угрюмыми низкими тучами.
Всё ниже ползли эти суровые тучи, всё сильнее свистел ледяной ветер, врываясь в салон, и Элари как-то вдруг понял, что зимой в пустынных равнинах Темраук негде укрыться от холода.
Потом они вышли в маленьком пустом селении и автобус тут же укатил вниз. Их никто не встречал. Элари осмотрелся. Вся долина Лангпари лежала у его ног, серая, туманная, безвидная. Серые тучи скрывали вершины гор. Он
Дорога кончалась, дальше по заснеженным склонам вилась тропа, поднимаясь к последнему посту на недалеком уже перевале. Низко нависшие тучи скрывали его и тропа, казалось, уходила за край мира. Юноша ощутил уже привычную радость — сейчас он увидит новые земли, где будет пускай не лучше, но интереснее, чем здесь.
— Ну что, пошли? — он повернулся к Иккину и поправил лямку рюкзака.
Селение скоро осталось позади. Медленно поднимаясь, они вскоре окунулись в холодный туман облаков. Весь мир исчез, осталось лишь несколько метров земли под ногами. Идти в гору с тяжелым грузом за плечами, да ещё по неровной, заснеженной тропе, было нелегко, и Элари скоро начал уставать. Но он не жаловался, не просил остановиться, он просто шел, шаг за шагом, ровно дыша, и усталость незаметно отступила. Он не заметил, как прошло несколько часов, как воздух заледенел и начал резать легкие — он шел, охваченный предчувствием новых впечатлений.
Перевал открылся неожиданно — клубящиеся вокруг тучи разогнал яростный ледяной ветер и они вдруг оказались на самой седловине. Здесь было несколько метров относительно ровной скалы и дом для охраны, скрытый между утесов. Из него вышло несколько солдат, но с ними говорил Иккин, и Элари их почти не замечал. Он смотрел вперед, не обращая внимания на бьющую в глаза снежную пыль.
Солнце уже зашло. Был вечер, ясный — тучи кончались сразу за перевалом. Облитая пронзительной синевой Ируланы, перед ним лежала бескрайняя равнина, покрытая снегом, проткнутая скалами, бугристая, неровная — она исполинским скатом уходила у них из-под ног, потом выравнивалась и тянулась в наползающий мрак, видимая на несколько дней пути. Где они будут сегодня спать? Элари не знал этого. Дальше не было тропы, только девственный снег — но это его не пугало. Перед ним был открытый путь — и этого хватало.
— Всё. Пошли, — подошедший сзади Иккин сдвинул промерзший шлагбаум и ступил на нетоптаный снег. Внезапно он обернулся. Их большие глаза, темные и таинственные в темноте, встретились на несколько секунд. Потом Элари тоже посмотрел назад.
По обе стороны седловины высились заснеженные скальные кручи, такие огромные, что глаз уже не мог их охватить. За ними безмолвно и жутко клубились облака, отходя назад — словно во вратах иного мира. Элари смотрел на них, пока не понял, что эта картина навсегда отложилась в его памяти. Затем он повернулся к другу.
— Пошли.
Через два шага под его ногами заскрипел нетронутый снег. Идти вниз было легко, они почти летели и Элари хотелось смеяться от радости. Вслед им никто не смотрел. Они шли быстро и уверенно в надвигавшиеся сумерки.
Глава 10: Алчность пустыни
1.
Они шли точно на север, к полярному морю, скрытому ото всех за горами Безумия. В одиночку Элари не смог бы пройти и пяти миль в день по россыпям камня и обледенелым высоким барханам, а ещё вернее — немедля бы погиб.